— Ее забрал вчера Клайв Барлетт.
— Клайв Барлетт был здесь? — Что она несет? — Какого черта Клайв бы сюда приперся?
— Я думала, это ты его прислал, — еле слышно сказала она.
Видя ее замешательство, Блейк живо представил себе, как вчера в его отсутствие развивались события.
— Что этот негодяй сделал? — спросил он, схватив ее за плечи.
— Ничего он не сделал, — пролепетала она. Блейк не поверил: он почувствовал, что она вся дрожит.
— Скажи мне правду.
— А я и говорю правду, — сказала она и задрожала еще сильнее. — Просто он меня испугал, только и всего.
Опустившись перед ней на колени, Блейк поднял ее лицо. Он знал: Джемма что-то недоговаривает. Ему нужно было посмотреть ей в глаза.
— Джемма, ты скажешь мне все, — тихо сказал он. — Даже если на это уйдет весь день.
— А как же твоя работа? — прошептала она.
— Подождет. Это важнее.
И Джемма рассказала ему все. Блейк слушал ее, стоя на коленях, а когда она запиналась, молча подбадривал, нежно пожимая ей ладони и поглаживая плечи. Усилием воли он сдерживал гнев, зная, что, если вспылит, Джемма замкнется.
— Пойду поставлю чайник, — буркнул он, когда она умолкла.
Вбежав в кухню, включил чайник и постарался успокоиться. Будь Барлетт рядом, он бы сделал из него свиную отбивную. Остается поблагодарить Провидение, что его нет рядом…
Когда Блейк вернулся в гостиную с подносом, Джемма сидела все в той же позе и глядела в пол, словно изучала узор на ковре. Поставив поднос на столик, он сел рядом с ней на диван.
— Клянусь жизнью Мартина, я ни с кем не обсуждал наши с тобой отношения, — тихо сказал он.
— Извини. Я подумала, что обсуждал. И мне стало так обидно, что ты хвастаешься перед сотрудниками своей победой.
Джемма сидела, опустив голову, и говорила так тихо, что Блейк скорее угадывал, чем слышал ее слова.
— Да за кого ты меня держишь?! — выпалил он и тут же осекся. А что ей оставалось думать, если Клайв вломился в дом и наговорил черт знает чего?
— Так вот в чем дело?.. Ты поэтому решила уехать? — тихо спросил он.
Джемма молча кивнула.
— А теперь? Тоже хочешь?
Она помолчала и, все так же глядя в пол, шепнула:
— Мартин не захочет уезжать.
Хотя она не ответила прямо, такой ответ Блейка вполне устроил.
— Раз так, решено. Ты остаешься.
Налив в чашку чай, протянул Джемме. Ей надо подкрепиться: выглядит ужасно. Усталая, бледная… Страшно подумать, в каких грехах он только ее не обвинил!
— Сегодня же уволю Барлетта.
— Не надо! Пожалуйста, Блейк, если из-за меня, то не надо.
Джемма подняла на него свои зеленые глазищи, и Блейк вздохнул. Ну вот, снова перечит…
— Почему не надо? — устало спросил он.
— Но ведь он только что переехал сюда с женой и детьми.
— К твоему сведению, жена и дети не захотели переезжать. Так что я сделаю им большое одолжение.
— Но ведь они продали свой дом. Что же они будут делать?
Блейк ухмыльнулся. Именно так Джемма рассуждала, составляя для него характеристики на рабочих стекольного завода. Он предпочел бы не знать, что у одного на руках мать с болезнью Алыцгеймера, а у другого дочь больна лейкемией… У них было столько пропусков, что их нужно было выставить за ворота в первую очередь. Но он не мог: у него были связаны руки.
Блейк налил себе чаю и не спеша выпил. Постепенно головная боль, донимавшая его все утро, стихла.
— Барлетта я уволю. Сегодня же, — повторил он. Жаль, что раньше не уволил. — Он работает по контракту, и мне придется выплатить ему изрядную сумму. Так что не волнуйся. Его жена и дети не окажутся под мостом.
Джемма кивнула и стала пить чай. Блейк с облегчением заметил, что лицо у нее немного посвежело.
— В следующий раз, если вдруг понадобится прислать кого-нибудь домой, я распоряжусь, чтобы сначала позвонили тебе и договорились о времени, — добавил он.
— Спасибо.
Блейк взглянул на часы. Он уже пропустил две встречи, а через десять минут должен подъехать Филипп Девере.
— Мне пора.
— Давно пора, — согласилась она.
— Прости меня за то, что я вчера наговорил.
Не поднимая глаз, Джемма кивнула.
— А еще прости за то, что я сказал и сделал, когда впервые узнал про Мартина. — Надо было давно извиниться. Простить ее он не мог, но понимал, что явно переборщил.
Джемма подняла на него глаза, и Блейк почувствовал, что его решимость тает. Может, он все-таки сможет ее простить…
— Ты же знаешь, Джемма, какой я раньше был вспыльчивый, — пробормотал он. — Пока мы не встретились снова, думал, что изменился или хотя бы научился владеть собой… Не обижайся, пожалуйста, но в тебе есть что-то такое, от чего я сразу завожусь. Я стараюсь сдерживаться, но у меня не всегда получается.
Джемма улыбнулась и взяла его за руку.
— У каждого свои недостатки, — сказала она и чуть заметно сжала его ладонь.
Глава 15
До Рождества оставалось две недели. Джемма очень любила это время года и ждала праздника почти с таким же нетерпением, как и Мартин. Вчера они все вместе ходили в лес за ветвями остролиста, ели и плюща для украшения дома. Джемма сделала венок для входной двери, а Блейк с Мартином оплели плющом перила лестницы и разложили ветви остролиста по каминной полке в гостиной.
— Ну прямо как в рекламе! — заметил Блейк с улыбкой.
После обеда Мартин вспомнил, что как-то раз они жарили в камине каштаны. Он пристал к Джемме и не отстал до тех пор, пока та не сдалась и не отправилась покупать каштаны. Вечером Блейк и Мартин жарили их в камине. Этот процесс доставил им столько удовольствия, что у Джеммы не повернулся язык сказать, что куда проще и быстрее было бы пожарить каштаны в духовке.
Джемма улыбнулась. Она готовила ужин, но все время отвлекалась, думая о другом. Вспомнила, как вчера вечером Блейк говорил с ней о Мартине.
Теперь она не сомневалась в том, что Блейк очарован сыном и это надолго. Стоило взглянуть на них, когда они рядом, и становилось ясно, что с каждым днем они привязываются друг к другу все сильнее и сильнее. Мартин упоминал Блейка по поводу и без повода. Блейк был более сдержан, но Джемма видела, с каким обожанием он смотрит на сына.
Пожалуй, наступило время открыть Мартину правду… Джемма поражалась терпению Блейка.
Он не поднимал этого вопроса, ведь они давно условились, что решать будет она, но и откладывать до бесконечности не стоит.
— Ты не против, если я скажу обо всем Мартину после Рождества? — спросила Джемма вчера вечером, уложив сына спать.
Блейк удивленно вскинул брови, но промолчал, ожидая объяснений.
— Он и так жутко возбужден по поводу праздника, и я боюсь, что это будет перебор. По-моему, лучше сказать ему обо всем после Рождества.
— Ты — мать, Джемма. Так что тебе виднее, — буркнул тот, но у нее сложилось впечатление, что он осуждает ее за то, что она медлит.
Может, он прав? Сказать Мартину правду будет очень нелегко. Джемма страшилась этого момента и, пожалуй, нарочно искала повод, чтобы оттянуть его еще хоть ненадолго.
Услышав, что открылась дверь черного хода, Джемма подняла голову и нахмурилась. Блейк никогда не приходил домой так рано. В чем дело?
Посреди кухни стоял незнакомец — высокий, загорелый и светловолосый.
— Теперь я знаю, какой подарок попрошу у Санта-Клауса, — сказал он, приближаясь к ней.
— Что? — Джемма стиснула в кулаке кухонный нож, которым только что резала мясо.
— Хочу найти в чулке такую же экономку. Будьте любезны, заверните! — сказал он с иностранным акцентом, вроде бы французским.
— Я не знаю, кто вы, но попрошу вас уйти. И побыстрее.
Блейк постоянно предупреждал ее, чтобы запирала дверь черного хода, а она вечно забывала об этом. Джемма кляла себя за непростительную легкомысленность.
— Я — Филипп Девере. — Незнакомец нахмурился, явно опешив от столь нерадушного приема.