Кирк, который занимался бизнесом всю жизнь, тем не менее не понимал некоторых специфических проблем, с которыми сталкивается в деле высокопоставленная женщина – с этой точки зрения он был так же невежествен, как Кэрлис. Ведь их, женщин, было немного в высших эшелонах власти, и никаких правил их поведения еще не было выработано. Высоко оценивая работу Кэрлис, Кирк решил, что и другие так же смотрят на нее. Он наивно полагал, что женщины заслуживают на работе такого же поощрения, как и мужчины.
В сентябре 1974 года, как раз тогда, когда жена Кирка подала на развод, а его назначили исполняющим обязанности президента «Суперрайта», он предложил Кэрлис место директора компании по общественным отношениям – должность, которую он придумал специально для нее.
– Вы заработали это повышение и заслуживаете его, – сказал он.
– Благодарю вас, – взволнованно сказала она. Повышения по службе всегда имели для нее огромное значение. В конце концов, это был единственный знак признания. – Это прекрасно. Замечательно.
Работу с Кирком Арнольдом даже нельзя было назвать просто работой. Восторг, в который он приходил, когда удавалось решить проблему, комплименты, которые он расточал, когда она справлялась с трудным делом, цветы, которые он посылал, когда ей приходила в голову свежая идея, – все это было как свет в окне. Кэрлис обожала разговаривать с ним, да просто быть рядом. Она была без ума оттого, что он выделяет ее, поощряет, ценит, – так у нее не было никогда и ни с кем. Ни с отцом, который был слишком поглощен маминой болезнью, когда Кэрлис была юна, и слишком поглощен самим собою теперь, когда она стала взрослой; ни с Бобом Райаном в телефонной компании, который хотел только одного – чтобы все оставалось как прежде; ни с Лэнсингом Кунзом, которому нужна была только классная литературная запись; ни с Томом Штайнбергом, видевшим в ней благодарную рабыню; ни с Уинном Розье, который ждал лишь восхищения собою. Работа с Кирком даже отдаленно не напоминала работу с Томом. Том нещадно эксплуатировал ее. А Кирк заставлял ее показывать лучшее, на что она способна, и умел достойным образом оценить ее усилия. И Кирк, и Кэрлис считали себя деловыми и прямыми людьми. К сожалению, не все в «Суперрайте» разделяли это мнение.
– Если бы у меня были шашни с шефом, я бы тоже мог быть директором компании по общественным отношениям, – сказал Чарли Трок, который занимался в компании кадрами. – Жаль, что я не педик.
– Нельзя было этого делать, – сказала Долли Фасс, секретарша Кирка, обращаясь к Энджи Падерно, секретарше Кэрлис, когда объявили о ее новом назначении. – Они уж всякую совесть потеряли. Говорят, в Атланте, на торговой выставке, они каждую ночь были вместе. Каждую ночь!
Элен Валленберг, которая на протяжении последних четырех лет отвечала за связь с банками, жаловалась своему шефу:
– Я пришла сюда раньше, чем Кэрлис Уэббер, – сказала она. – И если для Кэрлис придумали специальную должность, то и для меня, наверное, могли бы.
У всех было что сказать:
– Скорее всего, роман у них начался, когда она еще работала у «Бэррона и Хайнза».
– А как еще она могла подняться так высоко? Наверняка спит с шефом.
– Их видели в баре «Кинг Коул», они вовсю любезничали. Наверное, всю ночь провели там.
– Остается только сочувствовать его жене.
Словом, Кирк Арнольд и Кэрлис Уэббер были темой номер один в холлах и коридорах, кабинетах и туалетных комнатах, лифтах и конференц-залах здания, где располагалась компания. В филиалах тоже болтали и строили предположения, на фабриках вовсю острили и сплетничали – и все это было не так уж невинно. Такая болтовня подрывает веру людей в будущее компании, в способность Хауарда Мэндиса руководить ею. Слухи вышли за стены компании и докатились до журналистов, банкиров и вкладчиков. Компания теряла общественное доверие.
Кирк и Кэрлис были слепы и глухи ко всему этому шуму, который возник вокруг них. Никому не хватало смелости – или глупости – предостеречь их; но если бы нашелся кто-нибудь, что, собственно, Кирк и Кэрлис могли поделать? Им сопутствовал успех, они были молоды, и они были красивы. Никто их не щадил. Никто не был на их стороне. И меньше всего – Рэй Мэндис.
– Все считают, что ты терпишь это безобразие только потому, что у тебя с Мириам было что-то в этом роде, – сказал он однажды отцу. Этот, верно, скандальный роман Хауарда с женщиной, которая была теперь его женой, был одно время притчей во языцех. Кончился этот роман тем, что Хауард втихомолку развелся после тридцати двух лет супружеской жизни с первой женой и женился на соблазнительной блондинке Мириам. – Ты что, просто сочувствуешь им или, может, думаешь, что играешь роль Купидона?
Хауард Мэндис оказался между Сциллой и Харибдой. Акции компании пошли вверх – и это была заслуга Кирка Арнольда. Хауард был богат и становился еще богаче. Он также становился знаменит – и это была заслуга Кэрлис Уэббер. Журналисты то и дело обращались к нему с просьбой прокомментировать то или иное новшество в кабинетной электронике. Хауарду, тщеславному, как и все старики, нравилось видеть свое имя на страницах «Уолл-стрит джорнэл», выступать перед влиятельными бизнесменами, читать газетные статьи, подписанные его именем. Да, если вспомнить, с чего он начинал, большой путь пройден. Если бы ситуация была хоть чуточку иной, он бы выгнал обоих без колебаний. Но она не была другой. И оба были нужны ему. Кирк – для денег; Кэрлис – для самоутверждения.
Молли тоже настаивала, чтобы он что-нибудь сделал; иначе компании будет нанесен моральный ущерб. Хауард не согласился.
– А черт с ними, пусть болтают, – отмахнулся он. – От сплетен еще никто не умирал. А Рэй просто злится, потому что Кирк его выгнал.
Много времени понадобилось Мириам Кулешовской и много ударов судьбы испытать, прежде чем она стала Мириам Мэндис. Она выросла в грязном городишке в восточной части Пенсильвании, где все были заняты на сталелитейном производстве, а единственной отдушиной была религия. Поляки ходили в католическую церковь, немцы – в протестантскую, черные – в евангелическую. Старик – Мириам так ненавидела его, что никогда не называла отцом, – был котельным машинистом, пропивавшим каждую пятницу свою недельную зарплату. А когда деньги кончались, он возвращался домой и до полусмерти избивал жену и ее с братом. Когда тому исполнилось пятнадцать, он ушел из дома и из города, и больше Мириам ничего о нем не слышала. Когда исполнилось пятнадцать ей, она поступила точно так же.
Подобно брату, домой она не вернулась и старалась как можно меньше вспоминать о нем. У нее было мало чем похвастать, но уж то, что было, она использовала до конца. Она сделала свои светлые волосы еще светлее и с помощью химических препаратов, деньги на которые выманила у любовника, чье имя теперь и вспомнить не могла, увеличила свою и без того пышную грудь. Напуганная до смерти отцом, она уже никому не позволяла топтать себя.
До Хауарда она была замужем дважды. Когда первый муж избил ее, она дождалась, пока он не погрузился в пьяный сон, и, прихватив его красу и гордость – светлый «кадиллак», от которого он был без ума, укатила в Нью-Йорк. Там она нашла работу в конторе по торговле недвижимостью, завела роман с хозяином и вышла за него замуж. Застукав его в постели с секретаршей, она развелась с ним и заставила заплатить приличные алименты. Деньги она потратила на сладкоречивого строителя, который, как выяснилось, обустраивал только свой личный счет. Оказавшись на мели, Мириам подала заявление и была принята на работу в отдел кадров «Суперрайта». Здесь она познакомилась с Хауардом Мэндисом, которому не делали минет со студенческих времен. Остальное было просто.