Урок Музрукова я всегда учитывал потом, когда надо было организовать шефскую работу коллектива сектора 4 над Ардатовским дивизионом ЗУР; когда довелось, работая у Е. А. Негина, выполнять его многочисленные поручения по линии ГО; когда надо было проводить организационную и учебную работу по ГО в подразделениях.
А вот на “солдатском борще”, отлично зная характер и содержание подобных мероприятий, Борис Глебович не присутствовал. Сослался на дела…
По-моему, дело было не только и не столько в его занятости, сколько в том, что таким образом проявились присущая ему тактичность, уважение к участникам праздничного застолья, к традициям. Действительно, какой бы получился “солдатский борщ”, если бы во главе стола, за которым находились военные в званиях не старше полковника, сидел бы генерал, да еще непьющий…»
Мягкость и тактичность Б. Г. Музрукова не изменяли ему и в самых критических ситуациях, возникавших порой в КБ-11. Это не влияло на четкость и смелость принимаемых решений, на жесткость в постановке заданий и сроков их выполнения. Борис Глебович умел требовать и спрашивать, знал, что руководитель должен быть твердым в своей работе, но каким-то удивительным образом, видимо, благодаря сплаву опыта, уважительности к людям и глубокой интуиции, избегал неверных решений в отношении сотрудников любого ранга. Проявленная недобросовестность, сознательная ложь были для него неприемлемы. Но если человек превышал установленные рамки в ходе инициативных работ, в поисках нового, наказание ему не грозило.
А. С. Россихин: «В феврале 1960 года на заводе ВНИИЭФ произошла крупная авария, которая грозила перерасти в катастрофу городского масштаба. Для ликвидации ее последствий Борис Глебович привлек очень много специалистов различных направлений. Мне довелось принимать участие в этой работе, и я имел возможность убедиться в огромном организаторском таланте Бориса Глебовича. Он умел выслушать собеседника и, не повышая голоса, отдать необходимые распоряжения, организовывал многочисленные консультации и в то же время имел смелость по многим вопросам принимать решения лично, причем решения иногда были весьма рискованными.
Поражало его внимание к побочным вопросам, которые не стояли в числе первоочередных и как будто не относились прямо к рассматриваемой проблеме. При всем этом я ни разу не заметил на его лице следов эмоций и тем более не услышал ругани, хотя произошедшее должно было стоить ему огромных затрат нервной энергии и здоровья.
Эти наблюдения получили подтверждение, причем совсем неожиданное. В один из тех дней в моей рабочей комнате раздался телефонный звонок. Это был Б. Г. Музруков. После приветствия он сказал: “Я тебя накажу”. — “За что?” — спросил я. Он объяснил, какие ко мне претензии. Я кратко ответил, что все было не совсем так, сообщил, что имеют место или недостаточная информированность, или преднамеренная ложь, и попросил о немедленном приеме. Через 10 минут я уже был в кабинете Б. Г. Музрукова и начал подробно рассказывать о возникшей острой ситуации. По ходу моего сообщения его и без того бледное лицо начало еще более бледнеть и приобрело восковой оттенок. Видя его состояние, я испугался. Очень тихим голосом Борис Глебович спросил: “Это правда?” Я ответил утвердительно. Тем же тихим голосом он сказал: “Спасибо, иди работай”. Поставщиком ложной информации был один из ученых, привлеченных к ликвидации аварии, как говорят, широко известный в узких кругах.
Я не принимал участия в дальнейшем разбирательстве конфликта, знаю только, что недобросовестность в передаче информации была примерно наказана».
Ведущий научный сотрудник ВНИИЭФ кандидат наук
А. М. Воинов: «Хотел бы рассказать об одном эпизоде своей научной и производственной биографии — о создании правил по работе с ядерными критическими системами.
Более полувека я проработал во ВНИИЭФ — ядерном центре России (Арзамасе-16). Моим главным делом было создание и эксплуатация мощных источников нейтронов (специальных исследовательских ядерных реакторов). Начало этих работ приходится на 1950-е годы, когда директором института стал Б. Г. Музруков. К моменту прихода во ВНИИЭФ (1955 год) он прекрасно знал специфику и высокую степень риска исследовательских работ, связанных с использованием больших количеств делящихся материалов — плутония-239 и урана-235, и внимательно относился ко всем проблемам, возникающим при их проведении.
Сотрудники физического отделения, участвующие в ту пору в ядерно-физических исследованиях, лишь недавно закончили учебные заведения, были полны энтузиазма и желания работать, но не имели еще достаточного практического опыта и навыков. Единых организационных начал не существовало, каждый выполнял работу, руководствуясь лишь теоретическими знаниями и небольшим практическим опытом. Следствием этого являлись столкновения между физиками и немногочисленными представителями службы техники безопасности (ТБ), которые пытались ограничить энтузиазм исполнителей.