А ещё она задумалась о Наташе. С этой Музой у неё были сложные отношения. Они родились одновременно, много времени провели вместе. Первыми авторами у неё и у Наташи была супружеская пара, пожилые интеллигентные люди. Они с Наташей были, можно сказать, подругами. До тех пор, пока она не задумала очаровать скульптора, который был в союзе с Серафимой. И ей это удалось.
— Но Фредерика же опытная и зрелая Муза, — попытался объяснить Могусов. — Такая мне и нужна.
— А вот Наташа… — задумчиво проговорила Серафима. — Она же работает преимущественно с женщинами. Наташа — это любовь, эротика, желание, страсть. Она редко заключает союзы с мужчинами.
— Наташа очень красивая, — возразил Могусов.
— Но, — усмехнулась Серафима, — вы сказали «хотя бы с Наташей». Вы думаете, что красивым Музам подобная фраза понравится?
— Да откуда она узнает? — отмахнулся Могусов. — Ну не так сказал, бывает. Что теперь за это, убивать?
— Наташа, — взорвалась Серафима, — это длинные, затейливые эпитеты, описания, интерьеры. Это тонкие чувства на грани осколков разбитой вазы или невзначай сказанного слова! Это блеск глаз как отражения порыва души. Это любовь и коварство! Это — фатальные случайности, разбивающие жизнь или возвращающие мечту. Вы уверены, что умеете так писать?
— Так я научусь! — воскликнул Могусов. — Она меня и научит. Хотя Фредерика мне больше нравится. Но можно и Наташу. Вы ей, главное, не говорите про моё случайное «хотя бы», и всё будет хорошо.
— Да я, может, и не скажу…
Серафима вдруг наткнулась на злой и серьёзный взгляд Юлии и поняла: Наташа узнает. Она всё обо всём узнает. «Ну и правильно! Никакого «хотя бы» Наташа не заслужила! Тем более от этого пижона!» — подумала Серафима.
— Что касается Преподобной Фредерики… — начала объяснять Серафима, но снова не выдержала. — Это вообще чушь! Творец никогда подобного не одобрит. Фредерика — это высшая лига, это почти постоянная Муза великой Очи. Вы знаете Очу?
— Оча Редькина? — уточнил Могусов. — Читал. Сыто пишет. Так свою сказку завернёт, что мозги набекрень. Уважаю! Так Фредерика с ней работает? Значит, я правильно её выбрал, она меня точно научит…
— Оча Редькина, — немного с презрением к невежеству Могусова сказала Серафима, — замечательная сказочница. Но Преподобная Фредерика состоит в союзе с иной ипостасью Очи — Оча Ровательная! Не читали?
Могусов внимательно слушал.
— Судя по тому, что цвет вашего лица не изменился — не читали, — констатировала Серафима. — А следовало бы! Фредерика — это инквизиция, средневековье, ведьмы, вампиры, тьма, блеск, дикий разврат, пытки, грязь, интриги. И одновременно Фредерика — это великая любовь, побеждающая время. Это надежда во мраке, это лопающиеся сухожилия, шлёп капли из вен врага, хрип умирающего на дыбе, но в этом же тексте, вне мрачных стен, это беззаботный и светлый мир, в котором весёлые пташки купаются в луже разлитого молока. Вы хоть что-нибудь понимаете из того, что я вам говорю?
Могусов продолжал молчать, а Серафима неожиданно увидела, что Вит смотрит на неё с восхищением. Это её успокоило. «Я сумею его вдохновить, — подумала она. — Пусть он и пишет фантастику. Капелька красоты и романтики даже ей не помешают! Были же примеры…».
— Ну и я, наверное, так тоже могу, — произнёс Могусов. — Про вампиров, про сухожилия, про птиц. Я просто не пробовал. Я у Фредерики и научусь.
Повисла пауза.
— Какая тематика ваших произведений? — устало спросила Серафима.
Парень вздрогнул.
— Математика? А она зачем? Я её ненавижу!
— Те-ма-ти-ка! Про-из-ве-дений! — громко и раздельно, тщательно выговаривая каждый звук, повторила Серафим.
Могусов растеряно молчал.
— Ну, о чём ты пишешь? — Серафима попыталась сформулировать вопрос иначе.
— А-а-а, — обрадовался парень, — вот вы про что… Я про попаданца хочу написать. В атланта, египтянина или в скифа. Или в любого другого варвара. Чтобы там сражаться со зверьём, покорять женщин, убивать предателей и всякие другие приключения.
— Про попаданца? — удивилась Серафима. — Но при чём здесь тогда…
— По-моему, — негромко сказал Вит, — мальчишка ещё школьник.
— Школьник? — переспросила Серафима и уточнила: — Несовершеннолетний?
— Личные Музы, — тихо, вроде как нейтральным тоном, но очень ядовито заметила Юлия, — положены только авторам категории восемнадцать плюс.
— Да, — подтвердила Серафима.
Могусов вскочил.
— Чего вы сразу — школьник?! Я уже взрослый! Я старше вас всех! Я такое пережил! А вы почему на меня набросились? Вы все белые и пушистые, да?! А я, по-вашему, чмо?!
«Чмо ты и есть, очень точное определение», — про себя подумала Серафима и заметила, что Вит тоже улыбается.
— Ты не простое чмо, — процедила Юлия, — ты…
— Да кто вы такие?! — заорал Могусов. — Пусть творец решает, чмо я или талант, и с кем мне вступать в союз!
— А действительно, — сказала Серафима. — Спорим тут зря. Пишите заявление.
Могусов взял лист бумаги, ручку и засопел. Юлия начала нервно притоптывать ногой. Вит опять уткнулся в свои записи, но чувствовалось, что он внимательно следит за происходящим.
— Вот, — сказал парень, протягивая исписанный лист.
Серафима машинально отметила очень крупный разборчивый почерк. В заявлении фигурировали Преподобная Фредерика и Наташа, перешедшая в категорию «или, может быть». Имелось пояснение о том, что начинающему талантливому автору требуется зрелая и опытная Муза.
Творец-машина гудела недолго. Заявление Могусова было перечёркнуто крупными жирными буквами — «Отказать!». Серафима облегчённо выдохнула, Могусов насупился, а машина продолжала гудеть. Из неё выполз ещё один лист, который Серафима зачитала вслух.
Могусов — обманщик! До совершеннолетия он не имеет права находится на территории Домов изящной словесности, но, учитывая его потенциальную перспективность, я разрешил посещение. Разрешу даже союз с Музой при однозначном согласии последней.
— Вот! — с торжеством вскричал Могусов. — Я же говорил, что талантлив, а вы мне не верили!
— Как бы там ни было, — сказала Серафима, — вы должны заручиться согласием Музы или Муза, прежде чем заключать союз. Таков вердикт.
Могусов подобрался, расправил плечи.
— Юлия, — проникновенно начал он.
— Нет! — юная Муза среагировала немедленно.
— Но я талантлив, — вкрадчиво заметил парень. — Это подтвердил творец. А вы говорили…
— Нет! — уже спокойней сказала Юлия. — Никогда.
— Ну и ладно, — обиделся Могусов. — Получше найду.
— Ищите, — сказала Серафима. — Могу посоветовать поговорить с Мякишем. Зрелый опытный Муз…
На этих словах Серафима невольно улыбнулась и продолжила:
— Спец по попаданству, иной истории и древним векам, сейчас свободен. Лучшего вам не найти.
— Мужик? — скривился Могусов. — Не хочу. Я хочу красивую. Чтобы отрываться с ней в рифмобаре.
— Больше я вам ничем помочь не могу, — закончила разговор Серафима.
ГЛАВА VII. Откуда берутся Музы?
После ухода Могусова Серафима подошла к Юлии и дала волю чувствам. Она обняла её, погладила по голове, как ребёнка, сказала:
— Ты замечательно держалась, Юлечка. Умница! Я тобой горжусь.
Юлия не стала горько рыдать, но весело ей не было.
— Ну почему так, Серафима Андреевна? — всхлипнула она. — Он же обещал, говорил…
— А знаете, Юля, — Вит неожиданно встал и подошёл к девушкам, — если этот парень действительно способный, то это многое объясняет. У талантливых авторов часто скверный характер, они любят ставить эксперименты на людях. Но вы держались молодцом, я согласен.
— Получается, — грустно сказала юная Муза, — что если вы хороший человек, то таланта вы лишены? А если хотите работать с талантливым автором, то надо настраиваться на общение с мерзавцем?
— Ну-у, — улыбнулся Вит, — вот так глобально обобщать я бы не стал. Люди разные. И отношения с ними разные. Иногда даже не очень порядочные люди замечательно относятся к тем, кого считают своими. А бывает, что внешне очень вежливый, обаятельный человек к близким относится безобразно. Я думаю, что талантливые люди в силу нестандартности мышления, иногда не очень осознают, что творят.