Ромео адресовал Блейну взгляд, означающий одно: последнему не жить. Если бы я была на месте Блейна, то намочила бы штаны. Черные глаза, большие, в поллица, окаймленные ресницами, прикусанная нижняя губа, кожа карамельного оттенка, оттеняемая черными волосами. Испепеляющий, уничтожающий взгляд, полный ненависти и клокочущей ярости.
— Что меня ждёт? — с дрожью в голосе спросила я.
— Твои родители заплатят штраф, — ответила Ласка, — Причем довольно большой…
====== Уставшая ======
— Это не она… — тихо сказал Блейн.
Глаза у него затуманились, он кашлянул кровью, согнувшись в три погибели. Медсестра к нему подбежала и принялась осматривать.
— Это ты сделал? — сощурив глаза, спросила Ласка.
— Он!!! — завопил Ромео, — Это он нас всех тут чуть не спалил!!! Только не наказывайте Элли, пожалуйста!
Я изумленно смотрела на Ромео. Он весь дрожал, его дыхание с хрипом вырывалось у него из груди. Как-то быстро Ромео из преданного друга превратился в предателя…
Нас увели лечить ожоги. Их обработали, перевязали, нас с Блейном увели на рентген. Я почти не пострадала, а вот Блейн что-то себе повредил, поэтому его отвезли в соседнюю больницу.
Его родителей оштрафовали на крупную сумму и отношение к нему переменилось. А меня жалели и смотрели на мои проступки сквозь пальцы. Как и всех остальных, кто пострадал от пожара.
Шумиха вокруг пожара стихла так же быстро и внезапно, как и началась. У общества память короткая. Особенно у здешних. Очень скоро жизнь в больнице стала такой же медленной и вялотекущей. Снова жара, стрекот кузнечиков и цикад, хлопающие крыльями птицы в прохладной небесной синеве, изредка лениво проплывающие облачка, похожие на овечек, выгоревшая трава, дорожная пыль, яркие клумбы под окнами и тонкоголосая орава комаров, то и дело кусающая всех. Мы ходили потные, мокрые, искусанные, с выгоревшими волосами, смуглые и страшно злые и скучающие. Днем мы бесцельно слонялись по округе, качались на скрипучих качелях, отдыхали в тени кустов и деревьев, бегали поочередно на кухню за водой, танцевали под музыку в жарком, вонючем, наполненным потными телами общем зале. Но чаще всего мы сидели на крыльце, обмахиваясь газетами, настолько обленившиеся и сонные, что даже говорить было лень.
— Скучно, — сказала Зои.
— Да, — сказала Клэр.
— Да, — сказала Кларисса.
— Да, — сказал Ромео.
— Да, — сказала я.
— Да, сказала Габриэль.
И снова мы замолчали. В небе пронесся самолетик, и мы хором, но молча позавидовали сидящим внутри него. Ветерок прошелся по траве, кустам, деревьям. Мухи бились о стекло. Жук неспеша прополз по ступеньке, расправил крылья и улетел с громким жужжанием. Пахло выгоревшей травой, потом и чьими-то духами. Мы поняли, что что-то появилось между нами, что-то назойливое и мешающее, появилось после того пожара. Также мы поняли, что общаться так легко, как раньше, мы больше не будем.
— Да ладно, че вы киснете?
В нашу тишину ворвался пронзительный голос Эрика. Меня, как сидящую на самой нижней ступеньке, окатило прохладной водой. Это было как глоток свежего воздуха. Даже второе дыхание открылось и появились силы жить дальше. А Эрик продолжал скакать перед нами, поочередно окатывая нас водой из садового шланга.
— Ты че творишь? — вскочил Ромео.
— Спасаю вас, — невозмутимо ответил Эрик, — Где же ваша благодарность? Эй, Зои, явился твой принц с садовым шлангом!
— Ты нам жизнь спас, Эрик, — серьезно ответила Клэр, отжимая шляпу, но не снимая её, — Ещё немного, и я начала бы убивать.
— Облей меня ещё раз, — попросила я.
Меня снова окатило водой. Волосы промокли, одежда прилипла к телу, вода попала в рот и нос, шлепанцы тоже наполнились ей.
Мы еще долго дурачились с шлангом, отбирая его друг у друга, обливаясь водой, пока не намокли до ниточки сами и не залили все вокруг водой, образовав лужи. Грязь прилипла к ногам, Ромео подскользнулся и упал, весь запачкавшись, мы хором ржали, как ненормальные, а он обиделся, правда, ненадолго — как можно долго дуться на таких лапочек, как мы?! Позже к нам присоединились Грег и Саймон, с них наконец сняли повязки, они сверкали свежими шрамами. Оковы отчужденности спали, мы снова стали бесноватой оравой разномастных детишек с разодранными коленками и загоревшей кожей.
А потом пришли врачи и отобрали у нас шланг, послав сушиться. Мы сидели с поллотенцами на ступеньках, взмокшие, запыхавшиеся, выбившиеся из сил, но довольные, приятная усталость разливалась по нашим членам. Габриэль нахлобучила не пойми откуда взявшуюся сомбреро, надвинув её чуть ли не на глаза. Волосы Ромео закучерявились, смуглая кожа блестела на солнце. Кларисса вытирала очки и поправляла косы. Саймон рисовал на своих руках. Грег снял бусины с волос и нанизывал их заново.
Внезапно на горизонте замаячила фигура. сгорбленная, худая, растрепанная, с альбомом наперевес. О да, мы узнали его. Это был Блейн собственной персоной. Он прошел еще немного и остановился перед нами. Молча. Ромео вскочил и сжал кулаки. Кларисса едва не уронила очки. Саймон сделал помарку в рисунке и громко выругался. А я… бросилась оторопевшему от такого напора Блейну на шею.
— Ты че там делал? Че так долго лежал? — нарушила немую сцену я, — Спину не сломал? Че с тобой такое было? Че такой молчаливый? Да ты не парься, у нас все свои. Блин, без тебя так скучно было! Зато мы обливались водой из шланга. Жаль, что ты не пришел раньше — облили бы и тебя! Но теперь санитары отобрали у нас шланг. Наверное, ты чуть не помер от жары! Весь потный и мокрый… А в больнице скучно было? У вас там есть телек? А кормят как? А друзья у тебя там не появились?
— Я скучал по твоей болтовне, — устало улыбнулся Блейн, — И по летним ленивым денькам тоже.
— Зря приперся, — процедил Ромео.
— Ромми, остынь, — одернула его Клэр, — Порадовался бы за своего друга.
— Раньше мы были друзьями, — согласился Ромео, — Нет, даже не так. Лучшими друзьями. Но теперь нет. И больше никогда не будем. Слышишь, Блейн?
— Да, — тихо отозвался Блейн.
— И что ты услышал?
— Что мы больше не будем друзьями.
— А почему, знаешь?
— То есть ты на него обиделся из-за такой мелочи, как пожар? — возмутилась Кларисса, — Хорош друг, нечего сказать! Ну спалил он чердак, что такого? Все мы ошибаемся!
— Это не просто чердак, — вздохнул Ромео, — И дело не только в чердаке.
— Ладно, хватит это обсуждать, — вмешалась я, — Пришел Блейн, и сейчас мы будем все вместе ве-се-лить-ся!
Впрочем, всё «веселье» состояло из того, что мы думали, как будем веселиться. Шланг отобрали, чердака нет, качели заняты, проигрыватель тоже. Скука смертная. Так что мы снова развалились на ступеньках и принялись скучать, изредка поочередно вздыхая. Так и просидели до вечера.
Вечер тем хорош, что вся дневная жара сходит на нет. Воздух прохладный, трава становится ярче в почти что сумерках, только начинающих прогонять свет. Солнце садилось за горизонт, небеса окрасились в ярко-красный. Пахло летом и прохладной свежестью.Зои, Кларисса и Клэр ушли в свою палату, Габриэль с мальчишками ускакала на задний двор. Мы с Блейном остались вдвоём.
— И всё-таки, почему ты тогда так разозлился? — спросила я его, — Почему ты пожар устроил?
— Я не разозлился, я испугался… — густо покраснев, сказал Блейн, — А когда я боюсь, за рациональность своих действий не отвечаю.
— И чего же ты испугался? Дело в тетрадке? Это из-за той седой девочки?
— Всё-то ты схватываешь на лету, — усмехнулся Блейн, — Понимаешь… Время от времени в больницу приходит подобная особь. Таких можно узнать сразу: сколько бы им лет не было, они полностью седы. И мудры не по годам, словно владеют всеми тайнами мира. Быть может, так и есть. Как правило, они быстро исчезают, но только не для Иных. Исчезают вместе со своими вещами и какой-либо информации о них. Мы, Иные, помним о них, да и то далеко не все.
— И почему ты их так боишься?
— Если ты находишь их вещь — это плохой знак. Очень плохой. Значит, она выбрала тебя. Значит, скоро тебя ждет несчастье. Травница нашла её платок.