— И чего уставился? — зыркнул Вечность, — Не хочу сгнить в Склепе.
— Но ты грустный, — сказал Голубь, — Что-то случилось?
— Ты знаешь, что если мы уплывем, то уплывем навсегда — мосты на этот раз будут действительно сожжены. А это означает, что я должен попрощаться с оставшимися.
— Я сделала тоже самое, когда превращалась в Тень, — сказала я.
— Кита Грань тоже выбрала. Если он останется, то ничего не потеряет… Кроме меня. Я говорил с ним. И он не пошел со мной.
— Значит, он выбрал этот мир. Что ж… Его решение, — сказала я, — Не его это.
— Все решилось тогда, — не обращая на меня внимание, продолжил Вечность, — Пожар сжег нашу дружбу.
— Неужели нет надежды? — спросила я, — Хотя бы чуточку…
— Нет. Я ведь говорил тебе, что Кит никогда не бросает слов на ветер. Он не клялся мне в вечной дружбе, но поклялся в том, что мы больше никогда не будем друзьями.
— Некоторых людей нужно отпускать, — сказал Лебедь, — Просто поблагодари его за дружбу и забудь его. Пусть он останется приятным воспоминанием без власти над тобой.
— А я так не могу, — буркнул Вечность, — Я никогда никого не забываю. Он — легко. Поэтому с самого начала эта дружба была обречена на провал.
Он замолчал. Лебедь тоже — тактично. И я, но потому что мне было нечего сказать. Иначе бы ляпнула что-нибудь сдуру.
А снег всё падал и падал. падал печально, медленно, кружась и плавно опускаясь на заледеневшую землю. Ночи были холодные и темные, тучи закрывали звезды и порой луну, ветер гулял по трубам, бился о окна, выл в полых стенах, пугая некоторых больных. В такие ночи согревало не отопление и не толстый слой одеял и одежд, а теплая компания, сказки в полутьме, фонарь у лица и костры с гитарами и жаренным суфле.
Я с каждым днём становилась слабее и грустнее, мне всё меньше хотелось говорить. Лебедь замечал во мне эту перемену, но не знал, что сделать с этим. Да ещё и Королева, как назло, пропала.
Я больше не могла гулять по коридорам, всё, что меня связывало с ними — это Вечность, иногда навещающий нас.
— Девочки провели ритуал, — докладывал он, — Он всегда проводится перед эпидемией, чтобы прогнать болезнь.
— Не понимаю, что в этом такого, обычная простуда, — пожала плечами я.
— Но не для Иных. Болезнь влечет за собой несчастья, потому что блокирует связь с Гранью. Не у всех, но у многих. Я один раз заболел и месяц не смог видеть сны. Мне тогда казалось, что я обычный, что Грань выкинула меня. Даже из больницы выписали.
— Не все птицы хотят вырваться из клетки, — улыбнулся Лебедь.
— Будешь язвить — тебя в клетку посажу, — пригрозил Вечность, — Или вообще лебединый суп сварю. Короче, хватит меня с толку сбивать! Итак, девочки провели ритуал — обычно на него тратится не одна ночь. Этот был третий по счету. И…
Мы навострили ушки. Он пригнулся, якобы сказать шепотом, но вдруг заорал:
— У Буревестник был приступ!!!
— Видимо, ты теперь в норме, раз такой противный, — сказал Лебедь, зажимая уши.
— Обязательно было так орать? — надула губы я, — А что за приступ?
— У неё случается приступ перед бедой. Чем сильнее несчастье, тем сильнее приступ. А этот был просто ужасным. Как я понял из её слов, эта зима принесет многие жертвы. И не всех заберет Грань. Вся соль в том, что многие остаются — как капитан, который пойдет ко дну вместе со своим кораблем.
— Не все крысы, как мы, которые сбегают при первых приступах шторма, — криво усмехнулся Лебедь.
— Это не побег, — серьезно сказал Вечность, — Просто у нас разные пути. И с приближением длинной ночи я чувствую, что у меня, в отличии от Кита, нет выбора.
Знающие владеют секретами, а музы… Музы посылают сны. Хорошо, что их немного — представляете, какая неразбериха бы началась, если бы орава легкомысленных муз начала посылать кошмары всем Иным в округе? Пока старожилы орудуют на передовой, мы, музы, остаемся в тылу, помогая раненым. Да, я Тень, но муза всегда остается музой, даже став Тенью.
Первый сновидец — зеленоволосый парень. Как я не силилась, я не могла узнать его имя — оно казалось расплывчатым, неразборчивым. Пробел, пропуск, темное пятно в биографии. Будто его и не было вовсе. Эту мысль я отогнала, поскольку она вселяла ужас — да как же так, без имени-то?!
Его сердце — пустыня из золотого песка и сгоревших красных небес. Ни жарко, ни холодно — никак. Казалось, и воздух сгорел, и я сгорю, если задержусь здесь чуть подольше.
— Нравится? — горько усмехнулся сновидец, — Каждую ночь мне снится эта пустыня. Я уже и забыл, когда в последний раз видел нормальный сон.
— Вы так похожи, не находишь?
— Наверное… И знаешь, что самое страшное? Каждая ночь все длиннее и длиннее. Мне кажется, что я провожу здесь месяцы, а порой года.
Кажется, я начала догадываться.
— С каждой ночью время будет растягиваться. И однажды ты застрянешь здесь навсегда. Для того мира это может быть секунда, но для тебя — вечность.
— Вечность здесь? Да уж, скука — это самая худшая пытка. Уже больше года её испытываю.
Его ноги по колено засосали пески. Мои тоже начало засасывать. Я захотела поскорее уйти отсюда.
— А хочешь вырваться из этой пустыни?
— Вырваться? — он посмотрел на меня с надеждой ребенка, верящего в Санта-Клауса, — А это возможно?
— Возможно, если захочешь. Грань ждёт тебя, мой мальчик.
Всегда хотелось произнести последнюю фразу… Кажется, его проняло.
— Что я должен делать?
— Хм… Жить ты будешь при одном условии…
— Каком? — насторожился он, — Продать тебе душу?
— Очень смешно, — фыркнула я, — Ты должен будешь уйти. Причем уйти навсегда, порвав все связи.
— Ну, связей у меня нет… А куда уйти-то?
— Куда-то…
— Отличный ответ. Сразу так успокоился от его конкретности.
— Ну так что? У тебя выбор: уплыть вместе с нами в объятия Грани или остаться здесь и застынуть в вечной пустыне. Что выбираешь?
— Что, так сразу? Даже подумать не дашь?
— Да зачем думать? Ляпни первое, что попадется в голову, я всегда так делаю!
— Да ну тебя…
Он задумался. Пески засосали его ещё глубже.
— Так… Ладно. Я пойду с вами.
— Хорошо, но сначала ты должен дать понять пустыне, что у неё больше нет власти над тобой. Как говорил один мудрый человек, «цени прошлое, но не давай ему власти над собой».
— И кто же этот мудрый человек?
— Я.
Он громко заржал. Плечи задергались, в голосе послышалось хрюкание и зазвучали истерические нотки. Он держался за бока и хохотал как ненормальный — хотел наверстать упущенное за год, видимо. И пески отступили, освободив его ноги в потрепанных шлепанцах.
— Что за ерунда! — сквозь смех сказал он, — Почему я ржу над этим?! Почему это так смешно?!
Нас окружил вихрь из горячего песка, так что мы закрыли лица рукавами. Меня ветер едва не сбил с ног, а ему хоть бы хны. Послышался грохот — то небеса раскололись, а вместе с ними — и этот мир, исчезнув во вспышке агонии.
— Сгорела твоя вечность, — сказала я, — Теперь у тебя будут и кошмары, и боль, и слёзы.
— Пусть, — сказал он, — Зато живой.
И правда: живой. Прямая осанка, грудь колесом, глубокий вздох, прикрытые глаза и улыбка — на этот раз настоящая, счастливая. Он больше не чувствовал себя живым, он был живым.
А вот со вторым сновидцем пришлось повозиться…
====== Воссоединившая ======
— Ты уверена в этом? Это очень жуткое место. Для того, чтобы вырвать её оттуда, нужно принести большую жертву. И это уж точно не твое миленькое сердечко.
— Прекрати меня пугать, а то передумаю ещё!
— Странная ты… Но именно потому, что ты такая странная, я не могу отпустить тебя туда одну. Я пойду с тобой.
На нём была корона из кленовых листьев и цветочный плащ. Он был мигом между осенью и весной. Сентябрь. Пора, когда цветы ещё не вянут, но листья уже желтеют.
— Иди за мной, след в след. Что бы не случилось, не отставай на шаг. Условия кажутся простыми, но на деле это сложно, особенно для такой непоседы, как ты. О, и вот что ещё. Не открывай глаза.