Он взмахнул руками, и листья с его венка разлетелись в разные стороны подобно мотылькам. Я закрыла глаза, почувствовав запах осени: сухие листья, лужи и мокрые цветы.
Я шла, и чувствовала, как теплая земля холодела, превращаясь в безжизненную тундру, а ветер крепчал, хоть и огибал меня плавно, будто я была окружена каким-то куполом.
— Мы идём по желеной дороге, — сказал Сентябрь, — Забавно, я в детстве часто играл с друзьями в окрестностях похожей. Не видела никогда?
Я промолчала, боясь сказать и слово.
— Она была заброшенная. Там больше 10-ти лет поезда не ездили. Но друзья говорили, что в полночь можно увидеть призрачный поезд, появляющийся и исчезающий ниоткуда. Весь в огнях, с размытыми очертаниями собравшихся в нем людей. Пары, семьи, компании. Или одиночки.
— А они видели его?
На этот раз промолчал он. Закапал дождь, крупные капли застучали по моей макушке и плечам. Кудряшки мигом превратились в сосульки. Вода капала мне на ноги и сандалии. Но вода была теплая. Летний дождь, приносящий радость. Дождь с глубокими лужами и неизменной радугой.
— Слишком здесь хорошо, — сказала я, — Так и хочется остаться.
— Это ты так думаешь, — сказал он, — Ты невосприимчива к уродливому, страшному и неизбежному, как гусь не может намокнуть.
— Это…
— Нет. Не совсем. Туда бы я сам не попал, не говоря уже о тебе. Просто Февраль заточила себя в собственных воспоминаниях.
— Ты знал её?
— С детства. Мы оба были безнадежными детьми, из гнилых семеек. Детьми, на которых махнули рукой взрослые.
— Ты любил её?
— Любил, но никогда не требовал от неё того же.
— Как это?
— Ты любишь небо, но не просишь его пасть на землю. Ты любишь цветок, но не просишь его следовать за тобой. Собственно, это и любовью назвать-то трудно. Просто всё, что я желал — это счастья ей, и это желание превратилось в одержимость.
Послышался грохот. Я зажмурила глаза ещё сильнее, закрыв их руками.
— Стоп, — сказал Сентябрь.
Я послушно остановилась. Послышались едва ощутимые шаги маленьких ножек. Она выплыла, словно лебедь, и принесла с собой талый снег и лучи холодного солнца.
— Здравствуй, — сказала она детским, но необычно спокойным голосом.
— Февраль? Это ты?
— Да.
Я растерялась. Не ожидала, что всё выйдет вот так просто. Не знала, что сказать.
— Несуществующий… — замялась я.
— Что такое?
— Неужели ничего нельзя поделать? Он же исчезает без тебя. И исчезнет. В один прекрасный день его просто не станет. Тогда к чему такая жертва?
— У меня не было выбора. Либо он, либо я. И я выбрала себя.
— Но эта жертва бессмысленна! Ты никого не спасла, только хуже всё сделала!
— А что ты ещё предлагаешь? Стать Тенью я не смогу. Что остается? Двойное самоубийство? Приставим к губам друг друга бутылки с ядом, сделаем одновременно глотки и побежим блевать напару. Очень романтично.
— Есть ещё один выход.
— Какой?
— Уплыть.
Я не видела её лица, но поняла, что она шокированно уставилась на меня.
— Что это значит… Неужели…
— Да. Холодная зима.
— Но… Ты ведь понимаешь, что шансов очень мало? Корабль может не приплыть. Ты что, пойдешь на такой риск? А пойду ли я на него?
— Я уверена, что он приплывет!
— И откуда такая уверенность?
— Оттуда!
— Отличный ответ. Ты прямо уверенность вселяешь.
— Ну тогда пошли?!
Она тяжело вздохнула.
— Не обижайся, но я не уверена, что корабль приплывет. Грань очень редко кого-то забирает. Уж лучше я останусь здесь.
— А как же Несуществующий?! Если бы ты видела, что твой уход сделал с ним, ты бы так не говорила!
— Откуда ты знаешь? И я видела его…
— Когда?
— В Ночь, Когда Все Двери Открыты. Поверь, мне тяжело видеть его страдания, потому что я страдаю вместе с ним, но…
— Да ты просто трусиха! Признай, что ты боишься, потому что думаешь, что что-то может пойти не так и вы оба исчезнете. И ты боишься смотреть ему в глаза, потому что стыдно, что обрекла его на это.
— Я-то тут причем?! Я спасла его. Если ты пришла учить меня жизни, то ты не по адресу: я плохая ученица.
— Подождите, — вмешался Сентябрь, — Чтобы Февраль смогла выйти, нужно, чтобы кто-нибудь занял её место. Поэтому она не хочет уходить.
— Я… — ошарашенно сказала я, — Ты что, предупредить не мог?! Хорош проводник, нечего сказать!
— Всё в порядке. Я займу её место, — сказал Сентябрь.
— Сентябрь! — рявкнула Февраль, — Мы уже говорили об этом. Я не могу этого допустить.
— Я уже всё решил, — спокойно, но твёрдо сказал Сентябрь, — Я не боюсь. Не пытайтесь меня отговорить, девочки.
— Хватит с меня жертв, — прошептала я, — То Мама, то ты… Надоело!
— Что ты предлагаешь? Самой остаться? Хочешь, чтобы твой мальчишка рехнулся от горя? — строго спросил Сентябрь, — Поверь, тебе будет очень плохо здесь. А я привык.
Он тихо усмехнулся.
— Тем более, я уже открыл глаза.
— Сентябрь, ты идиот! — плаксивым голосом закричала Февраль.
— Идите. Если разрыдаетесь при мне — захочу уйти с вами.
Февраль всхлипнула.
— Пойдем, девочка…
Я пошла за ней, стараясь не отставать. Это было легко, поскольку она негромко подвывала, то и дело шмыгая носом. Вскоре и железная дорога, и осенняя пустошь пропали, и мы очутились в моей весне — склонившиеся белые цветы, трава по колено и лазурное небо. Мне стало так легко на душе очутиться здесь после долгой зимы.
Февраль сидела на коленях, теплый ветер развевал её волосы цвета соломы и белое летнее платье. Она беззвучно плакала. Я заметила, что она была очень похожа на Несуществующего — прямо сестра-близнец.
— Я всегда считала, что нужно уважать чужой выбор. Но теперь, когда я знаю, что моё счастье построено на чужих костях…
— Да ладно, это не такое уж и плохое место… Он же часто играл там в детстве, да?
— Да… Мы сбегали незадолго до рассвета и гуляли среди рельс и шпал. И всегда, на каждой прогулке был туман, даже если обещали ясную погоду.
Она вытерла сопли рукой.
— Странное это место было. Я его ненавидела, а ему нравилось. Неудивительно, что захотел остаться.
Она встала и потянулась. Я услышала, как затрещала её спина. Вдали щебетали птицы и жужжали пчелы. Я чувствовала холодное прикосновение травинки с капельками росы.
— Знаешь, чем мне нравится это место? — спросила я.
— Чем? — заинтересовалась Февраль.
— Тут нет таких насекомых, как жуки, муравьи и тараканы.
Она пожала плечами.
— Не люблю я такие места. Предпочитаю раннюю весну. Но здесь я, пожалуй, задержусь. Это место такое спокойное…
Она пошла, слегка пошатываясь, по тенистой аллее, разбрасывая мелкие камешки. Бабочки вереницей последовали за ней, хлопая цветастыми крылышками.
— Этот сад когда-то принадлежал Королеве, — сказала я, — А потом Мелодии. А теперь мне.
— Не знаю никакую Мелодию, — фыркнула Февраль, — И знать не хочу. Где мой мальчик?
— Вы ещё встретитесь, — услышали мы голос.
Из-за деревьев показалась Королева в легком летнем наряде и фетровой шляпе. Ей сопутствовали летящие снежинки и зимняя вьюга.
— Не порть мой сад, — проворчала я, — Мы его с Лебедем с таким трудом восстановили.
— Не обессудь, — развела руками Королева, — Рада, что ты вернулась, Февраль. Несуществующий будет рад тебе. Вы встретитесь, когда корабль приплывет. А пока отдохни здесь.
— Из заточения в заточение, да? — проворчала Февраль, — Если приплывет, Ваше величество. Знайте разницу.
— Не стоит ко мне так обращаться, — поморщилась Королева, — Не будь такой пессимисткой, дитя. Он приплывет.
— Ну-ну, — скрестила руки на груди Февраль, — Забавная, к слову, сцена: девочка, не достигшая пубертатного возраста, называет меня ребенком.
— Ладно, ты пока отдыхай. Приятно иметь с тобой дело.
Королева кивнула и ушла, и снег тут же растаял. Я удрученно посмотрела на лужу.