Итак, Мариам ушла, а мы остались по эту сторону. И что с того? Жизнь продолжается. Никто не умер, все счастливы, все на своих местах. Тогда почему был так грустен её взгляд? Эх, одним секретом больше.
Ночь была тихой. Звенело в ушах, облепляло со всех сторон кромешной тьмой. Ворожея проходила Инициацию. Тихо, пока никто не видел, она ускользнула из комнаты, а мы вместе с девочками собрались в соседней палате. Мы по-турецки сидели парами и тройками на кроватях, шумно дышали, кто-то держал в руках зажигалки, и лица собравшихся в этом дрожащем свете выглядели мрачно и таинственно.
— Всё будет хорошо, — уверенно заявила я.
— Буревестник сказала, что она провалится, — ответила очкастая.
— Не говорила я такого, — возразила рыжая, — Не пори чушь, Отступница. Ты вообще должна быть тише воды, нижу травы, после того, что натворила.
— Ой, да подумаешь, заразила несколько человек, — Отмахнулась Отступница, — Тоже мне, проблема.
— Травница умерла из-за тебя, — злобно, словно выплевывая каждое слово, сказала Буревестник.
— Травница умерла из-за своей слабости, — возразила Отступница, — Я не знала, что все так выйдет.
— Девчонки, хватит ссориться, Травница сражалась до конца, — включилась в разговор Габриэль, — Типа, валькирия. Она не хотела в Склеп, там плохо.
Медленно тянулась ночь. как и всегда, когда чего-то ожидаешь. Ближе к утру девочки переполошились. Буревестник сказала, что Ворожея слишком задерживается и это ненормально. Отступница пожимала плечами и подбадривала нас. А я чувствовала, что что-то не так; внутри меня всё сжималась от нехорошего предчувствия.
Ворожея явилась под утро, израненная, выпотрошенная и с черной кровью, стекающей с неё. не своим голосом она кричала, а мы держали её, чтобы она не натворила что-нибудь. Вся комната пропахла гнилью.
— Тащи воду! — скомандовала Буревестник, — Воспламенеет!
Отступница притащила стакан с водой.
— Да ладно! Это, определенно, поможет, — съязвила Буревестник, — Ты просто настоящая спасительница.
Габриэль бегала от угла к углу и хваталась за голову.
— Умрет! Пропадет! Халаты нас убьют! — кричала она не своим голосом.
— Заткнись! — вторила ей Буревестник.
Я подошла ближе к Ворожее, и меня едва не опалило волнами жара, исходящими от неё. Она лежала на спине, хрипела, выла, дергалась, шипела, царапала когтями стены и лицо Буревестник, удерживающей её. Её глаза, устремленные вверх, застыли с выражением первобытного ужаса и животного бешенства. Меня она не заметила.
— Отойди от неё! — завопила Буревестник, — Я сказала, быстро отошла от неё!!! Ты ничего не можешь сделать!
Я прикоснулась рукой к её лбу, и Ворожея задергалась ещё сильнее. Меня она не узнала.
— Всё хорошо, — прошептала я.
Она дико посмотрела на меня. Если бы взгляд мог обжигать, то от меня бы остался один пепел.
— Ты — Ворожея, ты находишься среди нас, в белой комнате, на белой кровати.
Она зарычала. Показалась кровавая пена. Габриэль уже выбежала из палаты.
— За окном цветет куст. По-моему, вокруг него летает шмель. Стрекочат кузнечики.
Ворожея вырвалась из хватки Буревестник и набросилась на меня, прижав к стене. На секунду я потеряла сознания и услышала оглушающий удар.
— Под окном клумба цветет. И цветочки растут. Тюльпаны. Желты тюльпаны и гвоздики.
Она впилась в меня когтями, вдавливая в стену. Её лицо приближалось ко мне, зловонное дыхание опаляло мою кожу. Я чувствовала, как стекала горячая кровь. Девочки в ужасе смотрели на нас, будучи не в силах что-либо предпринять.
— Это не ты, Ворожея, — продолжала я, — Это сейчас не ты, а что-то чуждое. Прогони это. Стань собой. Ты — девочка в шляпе, которая любит гулять по саду и воровать сны.
В коридоре раздались шаги. Услышав это, существо откинуло меня в сторону. Но перед тем, как удариться головой об пол, я увидела, как на миг Ворожея совладала с собой. И я поняла, что в этой схватке она победит. Даже если из-за этого ей придется пойти в Клетку.
— Что тут происходит?! — ворвалась Ласка и пара Халатов.
Они подбежали к Клэр, схватили её и положили на кровать. По их рукам и ногам стекала черная слизь, а Ворожея издавала утробный рык, но всё это они не замечали. Кажется, Ласка что-то услышала, но она, как всегда, не обратила на это внимание.
— Уходим отсюда, — шепнула Габриэль, — Пока они не догадались спросить, что мы здесь делаем.
Утром нам сказали, что Клэр перевели в наблюдательную палату. Её состояние было нестабильно, так что пока лучше подержать её в изоляции. И потому мне в голову взбрела одна идея…
====== Оживляющая ======
Задний двор — это стрекот кузнечиков, многолетние заросли, колючки, расползающийся плющ и лужи с дробленным небом. Тут всегда пахнет нечистотами, ветхостью и секретами, о которых никто не должен знать. Надписи на стенах накладываются друг на друга, из-за чего создается впечатление, что они пытаются друг друга перекричать.
Сегодня был дождь, а завтра мы умрем.
Уходим туда, где 13 кипарисов и лунный цветок.
Я знаю, ты опять смотришь на меня. Я знаю, ты опять кричишь. Но я не слышу. Почему я не слышу? Ты слишком громко кричишь. Попробуй шептать.
Говори одними губами — и я в слух обернусь и разберу каждое твоё слово. Говори загадками — и я распутаю их, как клубок. Требуй невозможного — я звёзды с неба соберу для тебя в корзину. Скрывайся — я последую за тобой сквозь тернии и болота. Только не смотри на меня!
Мы встретимся над солнцем и под луной, к востоку от восхода и западу от заката.
Я провожу рукой по серому кирпичу и движусь медленно и плавно. Кусты меня не поцарапали, комары не искусали. Коготь луны освещал мне путь.
И вот, я нашла его. Вот она, родимая. Вот она, Клетка, смотрит на меня чернявыми глазницами окон. Ржавела решетка. Тут не было ни надписей, ни грязи, но веяло безысходностью и опустошением. От палаты Ворожеи несло беспросветной тьмой, поэтому я сразу поняла, кому она принадлежит. Сама Ворожея казалась неподвижной, но внутри неё была настоящая битва. Я не стала её тревожить, но мысленно пожелала ей победить монстра внутри себя.
Подошла ко второй палате. Всё, всё дышало здесь пустотой: и белый тюль, криво подвешенный на карниз, и тьма палаты, и белоснежный потолок со спящими пыльными лампами, и пол без ковра. Мне пришлось приподняться на носочки, чтобы разглядеть помещение как следует. Стоило мне поднести лицо к холодным прутьям, как на меня пахнуло сыростью и затхлостью.
Желтое пятно на стене, пустая тумбочка, кровать с белым накрахмаленным бельем, старая и скрипучая. Кто-то спал, и его бока плавно вздымались и опускались, а дыхание со свистом вырывалось из носа. Внутри было так же холодно, как и снаружи, даже холоднее. Необъятный страх сковал все мои члены, я словно примерзла к земле и не могла ни пошевелиться, ни вздохнуть. Как будто ледяной водой окатили, всё, что во мне было, выкачали. Как будто весь мир исчез и осталась лишь эта комната.
— А я что говорил?
Голос, едва слышный, похожий на шелест страниц, привел меня в чувство. Круглыми от ужаса глазами я смотрела, как фигура медленно, с трудом встает, сует ноги в тапочки и подходит к окну, с трудом переставляя ноги. Весь худой, с темно-серыми, «мышиного» цвета волосами, взлохмаченными и немытыми, с темными кругами под глазами и мешками, выступами скул, бледной кожей, лопнувшими сосудами в глазах, потрескавшимися губами, синюшными, как и его ногти. Одежда на него была велика и висела, как мешок. Я мелко задрожала.
— Вот что делает клетка. Никогда нее попадай в неё, — сказал он, прислонившись к прутьям подобно мне.
Я открыла рот и попыталась что-то сказать, но не смогла: звук застрял у меня в горле. Увидев это, он продолжил:
— Да ладно, я и до неё выглядел не лучше. И впрямь общипанный петух.
Наконец до меня дошло, и я нервно рассмеялась.
— Ты похож на привидение! Когда ты в последний раз ел? А пятно на стене — это еда, которую ты бросил об стену? Эй, не надо так делать. Конечно, тут кормят просто ужасно, не считая запеканки, всё-таки это еда! Ну и обстановка тут, просто ужас! Что за условия?! Почему Халаты это никак не регулируют? Это же противоречит их же уставу!