Ольга Сальникова
В 97 году в Питере был шевчуковский фестиваль «Наполним небо добротой» — там Бортнюк мне впервые поставил «Ленинград». Меня совершенно покорила песня про Витебский вокзал. Это звучало как гиперстеб над шансоном, с одной стороны; а с другой — все было совершенно феерически глубоко.
Вернувшись в Москву, я сразу побежала к Козыреву, он тогда еще сидел на «Максимуме». Миша послушал и сказал, что начинает опасаться за мой вкус. В результате «Ленинград» с ремиксом на песню «Новый год» мы выпустили сами в качестве приложения к газете «Живой звук». Когда открылось «Наше Радио», это была единственная песня «Ленинграда», которую Козырев допустил в эфир. Я всем переписывала это демо, было ощущение, что это нужно срочно выпускать и пристраивать. Я же сделала первое интервью со Вдовиным и Шнуровым для того же «Живого звука». Была какая-то очень темная кухня в коммуналке, и они дико волновались — вроде как приехала известная журналистка из Москвы. В конце концов фонограмма дошла до Кузнецова с «Галы-рекордз», и на этом мое участие в судьбе группы заканчивается.
Артемий Троицкий
Я этого не помню совершенно. Видимо, это все-таки не произвело на меня такого сильного впечатления, чтобы отложиться в моей до предела замусоренной и дырявой памяти. Я потом послушал пластинку «Пуля», которую выпустили «ОГИ», в музыкальном отношении это совершенно не моя чашка чая, впрочем, я давно уже смирился с тем, что почти никакие русские группы мне не нравятся, и я давно уже переключил себя на такое реле, чтобы внимать исключительно «мессиджу». «Мессидж» «Ленинграда» был мне симпатичен, и я стал ставить их в своих передачах.
Илья Бортнюк
Андрей Бухарин, например, совершенно не проникся. Сказал, что похоже на «Ноль». Собственно, вообще все говорили, что похоже на «Ноль». Никто никакого зерна в этом не видел. Я, честно говоря, не очень уже понимал, чего с этой записью делать. Мне хотелось превратить «Шок-рекордз» в саблейбл какой-нибудь крупной компании, вел переговоры с «Полиграмом», с «Гала-рекордз». А потом Леня Федоров сказал, что у него есть какие-то заинтересованные друзья в Москве.
Сергей Шнуров
Мы не очень похожи на группу «Ноль». «Ноль» — это арт-рок, а мы всегда были блатняк. У нас разные корни. Эстетика одна и та же, но растения мы разные. Они какой-то фикус, а мы алоэ. Хотя группа «Ноль» мне очень нравилась. Я в школе ходил на концерт в цирке. Было охуенно, выступали «Зоопарк» и «Ноль» два дня. И они менялись местами. Но на второй день «Зоопарк» уже не вышел. И я тогда понял, что «Зоопарк» все-таки круче. Вообще не выйти и не играть — это, наверное, самый пиздец. Так я подумал.
Александр «Пузо» Попов
Первую кассету мы записали на бабки компании «Экстра», это Олег Скрибо такой, он шмотки какие-то шьет. Но кассеты надо было как-то распространять — я ходил в «Экстру» и когда заставал там Скрибо, то брал их бесплатно. Когда его не было, я их покупал. Вечерами мы встречались с Серегой. Я говорил: вот, был в «Экстре», купил две. А Серега отвечал: я тоже там был, купил три. То-то Скрибо радовался, что кассеты понемногу расходятся!
Потом приехали откуда-то из Москвы двое чуваков — один рыжий, другой кучерявый. Мы с ними пошли в баню, выпили водки и прямо в бане подписали контракт. Потом они пошли к Тинькову, пытались выкупить у него старый контракт. Были какие-то конфликты на этой почве, в итоге они его выкупили, но тут случился кризняк. И пиздок.
Илья Бортнюк
Ицкович и Борисов вели себя странно — типа продай контракт, и все. У нас запись еще в разгаре, да я, собственно, и не хотел продавать. Но, видимо, они нашли какие-то способы воздействия на группу, пообещали им что-то. Потому что вскоре после этого мне позвонил Вдовин и заявил: «Илья, мы хотим разорвать контракт». Он мне толком ничего не объяснял, я думаю, ему просто сказали: позвони Бортнюку и отмени контракт. Я позвонил Шнурову. Он более внятно все понимал. Сказал: ну что тут такого, всегда же контракты разрывают. Шнурову было пофиг по большому счету. Ему главное, чтобы был альбом; видимо, картина, которую ему нарисовали Ицкович с Борисовым, ему показалась симпатичнее. Я начал его опять уговаривать, он в какой-то момент стал сомневаться и сказал: мол, я уже даже толком и не знаю, но, с другой стороны, если я сейчас пойду на попятный, я буду выглядеть не очень хорошо. Так как деньги, вложенные в альбом, были не мои, а Тинькова, то мне пришлось не то чтобы прибегнуть к его помощи, а просто ввести его в курс дела. В итоге Митя встречался с Тиньковым, и Тиньков потребовал у него отступного в десять тысяч долларов.