Повелитель замолчал, а в Глебе нарастал ужас.
— Но зачем было продолжать убийства — ведь вы же освободились?..
— Чтобы поддержать в Зауре жизнь: без жертв эликсиры чернотворцев слабеют. Это я дал Агапии третий глаз — Око, которым вижу сам: так проще контролировать обряды. А ещё у нас есть цель, — тут в глазах Повелителя вспыхнул азарт, а его голос зазвучал воодушевлённо: — Эта цель возникла не сразу, но со временем… возникла благодаря шкатулке, взятой Агапией впопыхах. К счастью, мы её не продали — вовремя поняли, что она собой представляет. Шкатулка Шарского позволит нам сделать то, что мы планируем уже много лет; но осуществить эти планы сможет лишь долгожитель, а без жертвоприношений Агапия состарилась бы… так что мы вынуждены приносить жертвы.
Глеб вспомнил аварию, приковавшую его к креслу.
— Что за цель может оправдать чернотворство? — с яростью процедил он. — Мир во всём мире? Лекарство от рака? Покорение гиперпространства?
Вместо ответа раздались шаги. Вошла Кали с Зауром на руках — кажется, спящим — и большой сумкой на плече:
— Ёкаи ждут… — она глянула на Повелителя.
— Мы скоро закончим, — бросил тот.
Кали опустила сына на маты. Дзиро смотрел на неё с ненавистью.
— Вам знакомо слово «распутье»? — неожиданно спросил Повелитель.
Глеб растерялся:
— То есть перекрёсток?
— Верно. Но применительно к ней, — Повелитель кивнул на шкатулку, — это перекрёсток во времени или момент главного в жизни выбора: порой мы делаем его, не зная, что он определит нашу судьбу. Моё распутье — это день, когда юноша призвал Тхраагша. Я совершенствовал шкатулку сорок лет… с тех пор, как выбрался из заточения. И всё для того, чтобы она вернула меня в тот день.
Глеб недоумевал:
— На тысячи лет назад? Но зачем?
За Повелителя ответила Кали:
— Чтобы воплотить в жизнь нашу цель, — в её тоне явственно звучал фанатизм. — Нас с Зауром Повелитель возьмёт с собой. Мы вернёмся в прошлое с багажом знаний и чернотворством, продлившем наши жизни на века. Их хватит, чтобы изменить историю!
Глеб решил, что слух подвёл его… Но похоже, не подвёл. А склонности к шуткам за Кали не наблюдалось.
Взгляд Повелителя стал жёстче, и он вновь заговорил:
— Во мне живут спиритус — сильнейший из всех — и юноша, мечтавший изменить мир… Но мир так прогнил, что менять его поздно. Поэтому я вернусь во времена, когда первые государства лишь зарождались, и возьму под контроль каждое из них. Помогу занять трон мудрым, а не сильным. Раздавлю культы, прославляющие сумасбродных богов, дам людям знания…
Дзиро впервые перебил его:
— К которым они не готовы?
Баюн тоже подал голос:
— И какие же знания ты им дашь? Научишь шумерских рабов математике?
На лице Повелителя не дрогнул ни один мускул.
— Объясню, что все люди рождаются равными. Что высшая ценность — это человек, его личность и свобода.
Баюн равнодушно заметил:
— Люди, конечно, те ещё глупцы, но к этому придут и без тебя.
— Через угнетения и войны! А я каждого правителя заставлю уважать свой народ и каждому народу дам достойного правителя. Я брошу вызов невежеству и безграмотности… даже сделаю так, что книгопечатание изобретут уже во времена фараонов!
Дзиро присвистнул:
— Что, и читать всех заставите?
— Заставлю построить школы, отказаться от рабства, оценивать людей по способностям, а не по происхождению…
— Заставлю то, заставлю сё… — перебил Баюн. — Тогда это уже тирания.
— Тирания со знаком «плюс».
— У тирании, — сказал Глеб, — знака «плюс» не бывает.
Он вдруг понял, что перед ними и правда мальчишка — почти дитя, которому несколько тысяч лет… Узнавший многое, но ничего не сумевший понять.
А Повелитель их словно не слышал:
— Благодаря мне человечество избежит самых страшных ошибок. Не будет инквизиции, колониализма, мировых войн…
Дзиро поморщился, и Кали взглянула на него с яростью:
— Думаешь, Повелитель не сумеет? Даже магам не одолеть его, а армиям прошлого — тем более!
— Да при чём тут это? — простонал Глеб. — Знаете, как говорила наша историчка? Человечество — это ребёнок: прежде, чем пойти, ползает, потом встаёт, иногда падает… Спотыкается, и лишь после идёт нормальным шагом.
Кали сплюнула:
— Оно спотыкается до сих пор, а мы поведём его за собой. Мимо ям, которые были в истории.
Баюн произнёс:
— Этот спор бесполезен — есть нерушимый закон: ни спиритус, ни человек не способен управлять прошлым.
В руке Повелителя вспыхнул огонь: