– Нет, – выдохнула Эмили, уклоняясь от его настойчивых губ. – Я не могу. Доктор… – Она порывисто вздохнула. – Шеп, после родов прошло еще мало времени. Мне нельзя…
– Я знаю. – Голос Шепа был хриплым от страсти. – Но не отказывай мне хотя бы в этом. Пожалуйста, Эм. – Рука его потянулась к «молнии» на халатике Эмили. Он посмотрел в ее затуманенные страстью глаза, которые казались сейчас не голубыми, а серыми. – Позволь только взглянуть на тебя, Эмили. Я не причиню тебе боли.
– Мы только мучаем себя, – прошептала в ответ Эмили.
– Сладкая, сладкая пытка, – сказал Шеп. – Я так скучал по тебе. Мне необходимо увидеть тебя, прикоснуться к тебе, вспомнить…
Он медленно потянул вниз «молнию», чувствуя, как по телу его пробегает дрожь. Расстегнув халатик до пояса, он коснулся дрожащими пальцами пышной груди Эмили.
– Ты так прекрасна, Эм. Такая красивая. Моя.
– Твоя, – прошептала она.
Опустив голову, Шеп коснулся языком ее соска, чувствуя, как он напрягается, становится твердым. Сжав его губами, Шеп сделал сосущее движение, сжимая пальцами вторую грудь Эмили, лаская ее сосок в такт движениям языка. Все болело, горело у него внутри. Возбужденная плоть требовала удовлетворения.
«Сладкая, сладкая пытка», – раздавалось в его затуманенном страстью мозгу. Он должен взять себя в руки, на сегодня Эмили дала ему все, что может дать, так доверчиво, с такой готовностью – ему, и только ему. Это было так чудесно, это тоже станет их общим воспоминанием, еще одним восхитительным воспоминанием.
– О Шеп… – Эмили едва сдерживала рыдания. – Хватит. Я больше не вынесу этого. Пожалуйста, остановись. Я так сильно хочу тебя.
Услышав мольбы Эмили, Шеп неохотно оторвался от ее груди. Прикрыв халатиком ее соблазнительное тело, Шеп зарылся лицом в черные кудри Эмили, разбросанные по подушке. Тяжело дыша и дрожа всем телом, Эмили прильнула к нему. Шеп закрыл глаза и приказал своему возбужденному телу успокоиться.
Секунды превращались в минуты.
Постепенно сердца их стали биться ровнее, дыхание восстановилось, разгоряченные тела остыли.
Шеп поднял голову, чтобы посмотреть на Эмили, и увидел ее пышущие румянцем щеки, припухшие от его поцелуев губы.
– Спасибо, – произнес он все еще срывающимся голосом. – Спасибо тебе, Эм.
Она улыбнулась ему мягкой, нежной улыбкой, потом коснулась ладонью щеки Шепа.
– Ты заставил меня почувствовать себя такой красивой, такой особенной. Я снова чувствую себя желанной женщиной, а не дирижаблем. И благодарю тебя за это.
– Я люблю тебя, Эмили.
– Я тоже люблю тебя, Шеп, но…
– Тихо, не надо больше ничего говорить. Думай сейчас только о том, как я люблю тебя, а ты любишь меня. Не надо омрачать то, что только что произошло между нами.
Эмили провела пальцами по чувственным губам Шепа.
– Сладкая пытка?
Шеп усмехнулся.
– Я пытаюсь убедить в этом свое тело. Но, кажется, надо отбросить слово «сладкая». Пытка есть пытка. Господи, как я хочу тебя! И ты никогда не напоминала дирижабль. Ты была красивой во время беременности, и ты сказочно красива сейчас.
– Я была похожа на дирижабль, но все равно я поверю тебе. К тому же, держа на руках Майка и Лизу, я все время сознаю, что это стоило каждого дня из девяти месяцев беременности.
– А боль? Роды?
– О Господи! Да я забыла обо всем этом в тот момент, когда увидела детей.
– Черт бы меня побрал! Именно об этом сказал мне охранник с больничной стоянки, в тот день, когда ты родила. Еще он сказал, что женщины – потрясающие существа.
– Он, безусловно, прав, – с удовольствием согласилась Эмили.
– Да. – Шеп легонько коснулся губами ее губ. – Так оно и есть. У того охранника и его жены шестеро ребятишек.
– Я не такая потрясающая, – тихо засмеялась Эмили. Но в следующее мгновение она уже хмурилась. – Шеп, тебе не кажется, что в воздухе пахнет горелым?
– О Господи, обед! – Шеп быстро вскочил с кровати. – Ужасно. Просто ужасно!
Эмили смотрела, улыбаясь, как Шеп выбежал из комнаты, затем она села на кровати и медленно застегнула «молнию» халатика. Она вспомнила то, что только что произошло между ней и Шепом, и по телу ее пробежала сладкая дрожь.
Как хорошо он знал ее тело, а она – его. Они знали, как доставить друг другу наивысшее наслаждение, каждый заботился о том, как дать партнеру не меньше, чем получаешь. Они словно чувствовали, предвидели желания друг друга, в словах не было необходимости, когда они забирались на высоты страсти.
И все же за пределами спальни, для того чтобы общаться, необходимы были слова. А ее слова словно ничего не значили для Шепа, даже когда она произносила их, рыдая. Как она умоляла его в прошлом остаться с ней, не откликаться на зов собственной жажды приключений, но он все равно уезжал. Как могло быть, что они были так внимательны друг к другу в постели и совсем не понимали один другого за ее пределами?