Винсент всегда ходил в пиджаках. Он не научился носить куртки и джинсы. Он покупал по костюму каждые три года. Как только в шкафу появлялся новый костюм, старый перевешивали на другую вешалку. Новый костюм надевался только на службу в церковь.
Брендон Дойл влюбился в это место, когда приехал сюда впервые в то странное лето. Напряжение не спадало всю дорогу, пока они плыли на пароходе, потом ехали на поезде. И надо было все запомнить. Запомнить, что нельзя разговаривать с теми, кто сидит на чемоданах, иначе всем станет ясно, что у них самые дешевые места. Запомнить, что нельзя говорить, что они прождали несколько часов на платформе. Жаловаться нельзя, потому что всем должно быть весело. Эти слова мама повторяла на протяжении всей поездки. Папа говорил все совсем наоборот. Он сказал им, что они могут пойти к дяде Винсенту и похвастаться всеми удобствами, которые есть у них в Лондоне. Брендон помнил, как спросил одну вещь — его немного подташнивало, прежде чем он спросил, словно предчувствовал, что спрашивать не стоит:
— Итак, мы кто? Мы богаты, как притворяемся перед бабушкой О’Хейген? Или мы бедны, как притворяемся перед дедушкой Дойлом и дядей Винсентом?
Все замолчали, и родители переглянулись.
— Притворяемся! — воскликнули они в один голос. — Мы ничуть не притворяемся. Они просто советовали детям не болтать о вещах, которые будут раздражать взрослых, вот и все.
Брендон помнил, как увидел ферму в первый раз. Они провели три дня у бабушки О’Хейген в Дублине, а потом долго ехали на поезде. Мама с папой, казалось, были расстроены тем, как все сложилось в Дублине. Но хотя бы дети вели себя прилично, не болтали лишнего. Брендон помнил, как он смотрел в окно на маленькие ирландские поля. Хелен наказали за то, что она стала играть с лошадьми на платформе, самое страшное в этом было то, что делала она это в присутствии бабушки О’Хейген. Анна молчала и читала. Мама и папа тихо разговаривали.
Он не ожидал, что увидит маленький каменный дом и обломки техники во дворе. На крыльце стоял его дедушка, высокий худой человек в рваной одежде: старой куртке и рубашке, на которой не было воротника. Рядом стоял дядя Винсент, который выглядел так же, только помоложе, и на нем был пиджак.
— Добро пожаловать домой! — сказал дедушка Дойл. — Это место, где выросли дети. Как приятно вернуться из города, где ходят толпы людей и ездят эти красные автобусы, на родную землю.
Дедушка Дойл был в Лондоне всего один раз. Брендон знал об этом, потому что видел фотографию на стене, где все стояли около Букингемского дворца, и еще много других снимков в альбоме. Но сам его приезд он не очень хорошо помнил. И когда он смотрел на этих двоих мужчин, стоявших перед домом, у него появилось странное чувство, что он действительно вернулся домой. Как те дети в книжках, которые он раньше читал, возвращались в конце после всех своих приключений из леса домой. Он боялся заговорить, чтобы не испортить это чувство.
Тогда они остались погостить на неделю. Дедушка Дойл неважно себя чувствовал и не ходил дальше входной двери. Но Винсент показал им всю округу. Иногда он возил их в старой машине с прицепом. Этот прицеп так и не изменился с его первого визита. Иногда Винсент даже не отцеплял его, хотя в нем не было необходимости и не надо было перевозить овец.
Винсент ходил смотреть на овец два раза в день. У овец была плохая привычка заваливаться на спину и лежать так, подняв ноги вверх, тогда их надо было переворачивать и ставить на ноги.
Однажды Анна аккуратно поинтересовалась, все ли овцы такие или только овцы дяди Винсента. Она не хотела спрашивать об этом, когда они вернутся в Лондон, потому что вдруг могло оказаться, что так делали только овцы Дойла. Дядя Винсент посмотрел на нее с улыбкой и сказал, что ничего плохого нет в том, что овцы этой породы заваливаются на спину, они так бы делали и в Англии.