Отец Херли, который знал их много лет, предложил свою помощь. Маме он всегда нравился, она говорила, что он был находкой для церкви — он хорошо говорил, знал всех — от мамы это была наивысшая похвала. Но все же мама не позволила бы ему копаться в своих бумагах. Он мог бы отслужить скромную панихиду, но вмешиваться в личные дела — никогда. Это Морин сделает сама.
Уолтер, конечно, тоже захочет помочь, но это даже не обсуждалось. Уолтера держали на расстоянии вытянутой руки в течение всей церемонии. Морин не намеревалась выходить за него замуж или рассчитывать на его заботу. Зачем тогда ему изображать из себя ее верного помощника на протяжении всех похорон? Это неверно истолкуют ее приятели, подруги ее матери, люди, которым не о чем больше говорить, поэтому они пускаются обсуждать детей своих друзей. Морин была не замужем в свои сорок шесть и уже этим давала им достаточно повода для сплетен.
Добрый, милый Уолтер устраивал ее, потому что он тоже был холостяк, работал в коллегии адвокатов и происходил из хорошей семьи. Морин знала, что если бы захотела, то могла бы выйти замуж за Уолтера, хотя он ее не любил, да и она не чувствовала ничего, даже отдаленно напоминающего любовь. Но Уолтер относился к тем мужчинам, кто в этом возрасте и не ждет любви. В молодости, возможно, у него насчитывалось два-три романа. А сейчас это был очень занятой человек, успевавший, однако, вести бурную светскую жизнь. Но женщинам всегда нравилось иметь мужчину на всякий случай.
Мама симпатизировала Уолтеру, но она была слишком умна, чтобы подталкивать Морин к нему. И мама бы никогда не стала говорить, что замужество уберегает от одинокой старости. Стоило только посмотреть на нее в последние годы. Ее жизнь была полна и без мужчины.
Как только Морин заявила, что не рассчитывает на Уолтера как на спутника жизни, мама не стала давить на нее. Никогда не шло речи о том, чтобы пригласить Уолтера сыграть в бридж, сходить в театр или съездить на ипподром.
Уолтер был добрым, вежливым, а после нескольких стаканчиков чего-нибудь покрепче даже чувствительным. Иногда он рассказывал об одиноких маршрутах, о карьере, ради которой можно пожертвовать всем. Но Морин смеялась над ним и говорила, что не видит, чем они пожертвовали. У них были милые квартиры, хорошие машины, веселые друзья и свобода выбора.
В Дублине такой тип отношений был распространен. Любовниками они не были. Однажды вечером у них появилась возможность, но они оба отвергли ее, вежливо и игриво, но решительно и окончательно. Они оставались двоими привлекательными и одинокими людьми, чьи взгляды иногда совпадали.
По странной иронии, из всех мужчин, с которыми судьба сводила Морин, единственный, которого мама считала подходящим, встретился Морин слишком поздно, когда она уже приняла решение, что не собирается менять привычный уклад жизни. Если бы она встретила Уолтера, молодого адвоката, когда она только начинала открывать свои магазины, она бы остановила свой выбор на нем. Многие ее подруги выбрали мужчин, которых они на самом деле не любили. На тех свадьбах, где бывала Морин, не чувствовалось настоящей любви. Дейдра О’Хейген, которая вышла замуж за свою первую любовь, — вот она, возможно, вышла замуж по большой любви. Морин наверняка не знала. Хотя она и была подружкой невесты на той свадьбе, хотя накануне они спали в одной комнате, она все равно не была уверена, что Дейдра готова на край света пойти за Десмондом Дойлом, так, как она сама готова была пойти за Фрэнком Квигли.
У них была странная дружба. Их мамы очень хотели, чтобы они подружились, поэтому с четырнадцати лет они стали вместе ходить на теннисный корт, потом на регби и на танцы по субботам. Перед поступлением в университет они уже были близкими подругами. И каждая из них знала, что не сможет без другой. Если они говорили, что идут куда-либо вместе, то их мамы не возражали. Вот почему они смогли вместе поехать в Лондон в то лето, когда должны были писать дипломы. В то лето, когда встретили Десмонда Дойла и Фрэнка Квигли.
Морин подумала, что бы сказал Фрэнк Квигли, если бы узнал, что мама умерла. Она не знала, как он теперь говорил, изменился ли его акцент, общался ли он с ирландцами после двадцати пяти лет проживания в Лондоне. Она читала про него, но кто не читал про Фрэнка Квигли? Он всегда упоминался в статьях про ирландцев, которые смогли чего-то добиться в Британии. Иногда она видела его на фотографиях с молодой красивой итальянкой, на которой он женился, чтобы подняться в иерархии «Палаццо».
Одно Морин знала наверняка: Фрэнк Квигли не забыл ее мать, как не забыл и саму Морин. Это было не тщеславие — думать, что ее первый любимый мужчина все еще помнил о ней, как она сама помнила о нем. Конечно, он мог узнать о смерти мамы от Дойлов, но вряд ли, ведь они теперь почти не общались. Десмонд все еще работал в «Палаццо», но, как бы ни убеждала миссис О’Хейген знакомых в блестящих управленческих способностях своего зятя, Морин считала, что Десмонд застрял где-то на нижних ступенях этой лестницы и даже влияние его друга Фрэнка не помогало ему подняться.