– Да, сэр!
– Тогда слушайте меня внимательно…
Асфальт пересчитал деньги. На них никак нельзя было прожить вчетвером в течении нескольких дней. Разговор между тем продолжался.
– Так как вы называетесь?
– Э-э-э, гномы, мистер Достабль.
– «Гномы»?
– Да, сэр.
– Почему?
– Потому что мы – гномы, мистер Достабль, – объяснил главный гном терпеливо.
– Нет-нет-нет, так не пойдет. Это просто никуда не годится. У вас должно быть название с целой кучей… – Достабль помахал рукой в воздухе, – с целой кучей Музыки Рока. А не просто «Гномы». Вы должны быть… о, я не знаю… как-то более интересными.
– Но мы несомненно гномы, – сказал один из гномов.
– «Несомненно Гномы», – повторил Достабль. – Да, это неплохо. Ну что ж, ладно. Я могу записать вас на четверг в «Виноградную Гроздь». И, конечно, на Свободный Фестиваль. Поскольку он Свободный, денег вы за него не получите.
– Мы написали песню, – с надеждой сказал главный гном.
– Хорошо, хорошо, – ответил Достабль, чиркая что-то в своем блокноте.
– Она назвается «Нечто в моей бороде».
– Хорошо.
– Вы не хотите ее послушать?
Достабль поднял глаза.
– Послушать? Если б я тратил время на музыку, я бы ничего не успевал. Идите. Увидимся в четверг. Следующие! Вы тролли?
– Это верно.
На сей раз Достабль не нашелся, что сказать. Тролли гораздо больше гномов.
– Отлично. Но вам надо добавить «Зэ» в конце. «Троллиз». Да, отлично. «Залатанный Барабан», пятница. Да?
– Мы песню сделали…
– Рад за вас. Следующие!
– Это мы, мистер Достабль.
Достабль посмотрел на Джимбо, Простака, Грохта и Подонка.
– И вы имеет наглость являться ко мне? – спросил он. – После вчерашнего-то вечера?
– Мы очень увлечены нашим делом, – объяснил Грохт. – Хотели узнать, может быть, вы дадите нам еще один шанс?
– Вы говорили, что публика должна любить нас, – напомнил Простак.
– Лупить. Я сказал – лупить, – возразил Достабль. – Двое из вас прямо на сцене пялились в Самоучители Блерта.
– Мы сменили имя, – сказал Джимбо. – Мы решили, да, «Безумие» – это довольно глупое название, и совсем не подходит для серьезной группы, которая раздвигает границы выразительных средств музыки и в один прекрасный день станет великой.
– В четверг, – кивнул Простак.
– Так что теперь мы называемся «Отсос», – закончил Джимбо.
Достабль посмотрел на них долгим, холодным взглядом. Медвежья травля, коррида, собачьи бои и пугание овец были запрещены в Анк-Моркопрке, хотя недавно Патриций и разрешил неограниченное метание гнилых фруктов во всех, кто подозревается в принадлежности к уличным театральным труппам. Этот взгляд предвещал отмену запрета.
– Ну хорошо, – сказал наконец он. – Можете выступить на Фестивале. А потом… посмотрим.
В конце концов, подумал Достабль, есть же какая-то вероятность, что они останутся живы.
Некая фигура, шатаясь, медленно вскарабкалась на причал около Моста Незаконнорода и на минуту застыла. Грязь стекала с нее, образуя лужи.
Мост был довольно высок. На обеих сторонах его высились здания, стиснувшие проезжую часть. Мосты вообще пользовались большой популярностью в качестве строительных площадок, поскольку обладали удобной системой стока нечистот и, разумеется, источником чистой воды.
Во тьме под мостом мерцал красный глаз костра. Фигура, покачиваясь, двинулась на свет. Темные силуэты вокруг огня развернулись и уставились во тьму, пытаясь определить природу визитера.
– Это же крестьянская телега, – сказал Глод. – Я телегу с первого взгляда узнаю. Даже если она покрашена в голубой цвет. А эта еще и раздолбана.
– Это все, что мы можем себе позволить, – сказал Асфальт. – Кроме того, я постелил свежей соломы.
– Я думал, мы поедем в дилижансе, – сказал Клифф.
– Мистер Достабль сказал, что артистам вашего калибра не пристало ездить в общественном транспорте, – объяснил Асфальт. – Кстати, он считает, что вам не захочется лишних трат.
– Что скажешь, Бадди, – спросил Глод.
– Не думал об этом, – ответил Бадди неопределенно.
Глод и Клифф обменялись взглядами.
– Я полагаю, что если ты увидишься с Достаблем и потребуешь чего-нибудь получше, ты это получишь, – сказал Глод.
– У нее есть колеса, – сказал Бадди. – Это все, что нужно.
Он забрался на телегу и устроился на соломе.
– Мистер Достабль наделал новых маек, – сказал Асфальт, чувствуя, что радостным предвкушением как-то не пахнет. – Специально для тура. Смотрите, у них на спине написано, где мы будем. Здорово, правда?
– Ага. Когда Гильдия Музыкантов пооткручивает нам головы, мы легко сможем узнать, где это произошло, – согласился Глод.
Асфальт щелкнул кнутом над головами лошадей. Они двинулись вперед легким шагом, подразумевающим, что именно так они и собираются идти весь день, и ни один идиот, достаточно придурковатый, чтобы использовать кнут по назначению, не заставит их переменить это решение.
– Жучит, жучит! Серней человечка, говорю я. Жучит. Он желтая жропа, вот кто он. Десять сотен лет! Жучит.
– ПРАВДА?
Смерть отдыхал.
С полдюжины человек сидело вокруг костра. И все они были дружелюбны и веселы. Бутылка ходила по кругу. Говоря точнее, это была половина жестянки. Смерть не задумывался особо о том, что там было внутри, как и о том, что булькало во второй, большей жестянке, висящей над горящими старыми ботинками и мусором.
Они не спрашивал его, кто он такой.
Никто из них не имел имени, насколько он мог понять. У них были… ярлыки, вроде Срывного Кена, Гроба Генри или Вонючего Старины Рона, который говорил что-то насчет того, кем они были, но ничего о том, кто они есть.
Жестянка оказалась у него в руках. Он передал ее дальше так тактично как только мог и мирно улегся на спину.
Люди без имен. Люди, такие же невидимые, как и он сам. Люди, для которых Смерть всегда был одним из возможных вариантов. Он решил задержаться здесь ненадолго.
– Бесплатаная музыка! – прорычал мистер Клит. – Бесплатная! Ну какой идиот играет музыку за так? По крайней мере вы кладете на землю шляпу, чтобы люди кидали туда мелочь. Иначе какой вообще смысл?