У него была табличка, на которой он накорябал углем: «За малсть дениг я праважу тибя дамой. Гро Гро».
Арнольд Сбоку не имел ног. Этот недостаток, казалось, никак не сказывался на его деловых операциях. Он хватал людей за ноги и спрашивал: «Пенни разменяешь?», неизменно достигая успеха в результате умственного замешательства клиента.
И был еще один, которого они звали Уткоман, поскольку на голове у него сидела утка. И никто не упоминал об этом. Никто не обращал на нее никакого внимания. Она казалась второстепенной маловажной деталью, вроде безногости Арнольда, независимого запаха Старины Рона или вулканического хрипения Генри. Но она бередила в общем-то умиротворенный рассудок Смерти.
– В КОНЦЕ-ТО КОНЦОВ, – думал он, – ДОЛЖЕН ОН О НЕЙ ЗНАТЬ, ИЛИ НЕ ДОЛЖЕН? ЭТО ВЕДЬ СОВСЕМ НЕ ТО ЖЕ САМОЕ, ЧТО НИТОЧКА У ТЕБЯ НА ЖИЛЕТЕ ИЛИ ЧТО-ТО ВРОДЕ…
По общему согласию они назвали его Мистер Кляча. Он не знал, почему. С другой стороны, он был вообще из тех, кто может вести продолжительные дискуссии с дверью.
Могло ведь и быть какое-то логическое обоснование.
Нищие проводили день, шатаясь по улицам, где люди, которым они были не видны, осторожно обходили их и бросали им монетку-другую. Мистер Кляча тоже недурно справлялся с делом. Когда он просил денег, люди обнаруживали, что не могут ему отказать.
Через Скрот даже не протекала река. Он существовал просто потому, что ты мог отхватить здесь столько земли, сколько сможешь, прежде чем тебе понадобится что-то еще.
Здесь было две улицы крест-накрест, одна таверна, одно зернохранилище, одна кузница, пара амбаров и, как дань оригинальности, «Прокатная конюшня Сета».
Ничего не двигалось. Спали даже мухи. Только длинные тени медленно перемещались по улицам.
– Мне казалось, ты говорил, что здесь есть лошадь, – сказал Клифф, когда они въехали на изрытое колеями и покрытое лужами пространство, которое, вероятно, славилось здесь под именем Главной Площади.
– Должно быть, сдохла, – сказал Асфальт.
Глод вскочил на ноги, широко раскинул руки и завопил:
– Привет, Скрот!
Вывеска конюшни сорвалась с последнего гвоздя и приземлилась в пыль.
– Что мне нравится в этой кочевой жизни, – заметил он, – так это приветливые люди и интересные места.
– Я думаю, ночью он оживет, – сказал Асфальт.
– Да, – сказал Клифф. – Да, могу поверить. Да. Все выглядит так, как будто этот город из тех, что оживают только ночью. Как будто весь город надо бы похоронить на перекрестке, вколотив в него осиновый кол.
– Кстати! – отозвался Глод. – Раз уж мы заговорили о колбасе…
Они посмотрели на таверну. Облезшая, скрипучая вывеска пыталась донести до мира слова «Хорошенькая Капустка».
– Меня это пугает, – сказал Асфальт.
В освещенной тусклым светом таверне, храня мрачное молчание, сидело несколько человек. Путешественников обслужил трактирщик, чьи манеры свидетельствовали о его пылкой надежде на то, что посетители умрут ужасной смертью, как только покинут его заведение. У пива был такой вкус, как будто оно не против такого развития событий.
Они расселись вокруг стола, боясь поднять глаза.
– Я слышал о местах вроде этого, – прошептал Глод. – Вы приезжаете в маленький городок, который называется как-нибудь вроде Дружелюбие или Умиротворение, а на следующий день все ваши ребра наружу.
– Мои вряд ли, – сказал Клифф. – Я слишком каменистый.
– Ну хорошо, ты пойдешь на сад камней, – сказал гном.
Он окинул взглядом покрытые морщинами лица посетителей и театральным жестом поднял кружку.
– Капуста уродилась на славу, а? – спросил он. – Я видел в полях – вся такая крупная и желтая. Зрелая, да? Это же отлично, а?
– Это бабочки-капустницы, вот что это, – ответил кто-то из полутьмы.
– Отлично, отлично, – сказал Глод. Он был гномом, а гномы не занимаются фермерством.
– Мы здесь, в Скроте, не любим цирк, – сказал другой голос, тягучий и низкий.
– А мы не цирк, – возразил Глод с живостью. – Мы музыканты.
– Здесь, в Скроте, мы не любим музыкантов, – сказал еще один голос.
Казалось, в полумраке скапливается все больше и больше народа.
– Э-э-э… а что вы здесь, в Скроте, любите? – спросил Асфальт.
– Ну, – ответил бармен, который был теперь не более чем контуром на фоне мрака. – В это время года мы предпочитаем барбекю, приготовленное в саду камней.
Бадди вздохнул. Это был первый звук, который он издал с тех пор, как они въехали в город.
– Я думаю, нам лучше бы показать им, что мы играем, – сказал он. В голосе его слышалось лязганье.
Чуть погодя.
Глод смотрел на ручку двери. Это была ручка двери. Вы беретесь за нее рукой. Но что должно последовать затем?
– Дверная ручка, – сказал он, просто на случай если это поможет.
– Я дмаю, тбе над е пврнуть, – сказал Клифф откуда-то с пола.
Бадди возник у гнома из-за спины и повернул ручку.
– Пытрьсаюшаще, – сказал Глод и упал внутрь. Затем чуть-чуть приподнял себя от пола и огляделся.
– Эт де? – спросил он.
– Трактирщик сказал, мы можем переночевать здесь бесплатно, – сказал Бадди.
– К-кой брдак, – заявил Глод. – Кто-нить принесите мне бмагу и перо, щасже!
Покачиваясь, появился Асфальт, несущий багаж. В зубах у него была сумка с камнями Клиффа, которые тут же вывалились на пол.
– Ну, это было изумительно, сэр, – сказал он. – Как вы вошли в этот амбар и сказали, сказали… что вы сказали?
– Шоу будет прямо здесь, – напомнил Бадди, укладываясь на соломенный матрас.
– Потрясающе! Они, должно быть, сбегались со всей округи!
Бадди уставился в потолок и сыграл несколько аккордов.
– А барбекю! – воскликнул Асфальт, продолжая пылать энтузиазмом. – А соус!
– Мя-со, – добавил Глод.
– Уголь, – пробормотал Клифф удовлетворенно. Вокруг его рта красовалось черное пятно.
– И ктомог под-мать, – сказал Глод. – Что пиво мжна варить из этой… из цветной кпусты.
– Тот имел голову на плечах, – согласился Клифф.