Альберт, стоя перед зеркалом в своей спальне, яростно расчесывал волосы. Они были седыми. По крайней мере, в свое время они были седыми. Сейчас цветом они напоминали указательный палец курильщика.
– Это просто мой долг, вот что, – бормотал он. – Не понимаю, что бы он без меня делал? Может, он и способен помнить будущее, да только плохо у него это получается. О, конечно, он может позволить себе переживать по поводу вечных истин, но кто будет исправлять все что сказано и сделано?… Простофиля, вот кто.
Он осмотрел себя в зеркале.
– Отлично! – сказал он.
Под кроватью скрывалась ветхая коробка из-под обуви. Крайне осторожно он вытащил ее оттуда и откинул крышку. Она была наполовину заполнена ватой; в вате, как яйцо редкой птицы, покоился жизнеизмеритель.
На стекле было выгравировано имя: Альберто Малих.
Песок внутри неподвижно застыл. В верхней колбе его было совсем немного.
Время здесь не двигалось.
Это было частью Договора. Он прислуживал Смерти, и его время стояло на месте, за исключением тех случаев, когда он выходил в Мир.
Вместе с часами здесь имелся и клочок бумаги. Число 91 была выведена в самом верху, однако ниже следовали другие цифры: 73-68-37-Девятнадцать!
Должно быть, он дурак. Он позволял своей жизни утекать по минутам и часам, и в последнее время – особенно много. Это все эти дела с водопроводом, конечно. И ходьба по магазинам. Хозяин не любил ходить по магазинам. Его сложновато обслужить. И еще Альберт брал несколько выходных, потому что было замечательно снова увидеть солнце, любое солнце, и ощутить ветер и дождь. И приличные овощи – здесь они никогда не получались. Никогда не вырастали вкусными.
Девятнадцать дней в Мире ему оставалось. Более чем достаточно.
Альберт опустил жизнеизмеритель в карман, накинул пальто и затопал вниз по ступеням.
– Ты! – он ткнул пальцем в Смерть Крыс. – Можешь взять его след? Что-то должно остаться. Сконцентрируйся.
– ПИСК.
– Что он сказал?
– Он говорит, все, что он может разобрать – это песок.
– Песок? – повторил Альберт. – Ладно. Неплохо для начала. Мы обыщем все пески.
– ПИСК?
– Где бы Хозяин не побывал, он должен оставить по себе воспоминания.
Клифф проснулся от какого-то шуршания. Силуэт Глода вырисовывался в лучах рассвета. Глод водил кистью.
– Что ты делаешь, гном?
– Я попросил Асфальта принести немного краски, – сказал Глод. – Эти комнаты просто позорны.
Клифф приподнялся на локтях и огляделся вокруг.
– Как называется цвет, в который ты выкрасил двери?
– Eau de Nil.
– Прелестно.
– Спасибо, – отозвался Глод.
– Шторы тоже неплохо получились.
Дверь со скрипом отворилась. Вошел Асфальт с корзиной и пинком захлопнул ее за собой.
– Ох, извиняюсь, – сказал он.
– Я закрашу след, – сказал Глод.
Асфальт поставил корзину на пол, подпрыгивая от возбуждения.
– Все вокруг только о вас и говорят, парни, – сообщил он. – Говорят, что они все равно собирались строить новый театр. Я принес вам яйца с беконом, яйца с крысой, яйца с коксом и… и… что ж это было-то? Ах, да! Капитан Стражи просил передать, что если вы не уберетесь до восхода солнца, то он лично закопает вас в землю живьем. Я держу телегу в полной готовности у черного хода. Девушки всю ее исписали губной помадой. Кстати, отличные шторы.
Все трое посмотрели на Бадди.
– Он не двигается, – сказал Глод. – Плюхнулся на кровать сразу после шоу и выключился, как свет.
– Он здорово напрыгался прошлым вечером, – сказал Клифф.
Бадди продолжал тихо похрапывать.
– Когда мы вернемся, – сказал Глод, – нам надо будет всем вместе хорошенько отдохнуть.
– Точно, – сказал Клифф. – Если мы вернемся живыми, я закину свою каменную установку на спину и пойду куда глаза глядят, и буду идти до тех пор, пока кто-нибудь меня не спросит: «А что это у вас за спиной?». Там-то я и поселюсь.
Асфальт уставился через окно на улицу.
– Вы не могли бы поесть побыстрее? – спросил он. – Я вижу каких-то мужчин в форме. С лопатами.
Далеко от них, в Анк-Морпорке, мистер Клит остолбенел.
– Но мы же наняли вас! – воскликнул он.
– Я бы употребил выражение «обратились к нам». Так будет точнее, – сказал лорд Дауни, глава Гильдии Убийц. Он смотрел на мистера Клита с нескрываемым отвращением. – К несчастью, мы не можем выполнить наш контракт.
– Но они же музыканты! – сказал мистер Клит. – Что сложного убить их?
– Мои коллеги как-то не расположены говорить об этом, – ответил лорд Дауни. – Они, кажется, почувствовали, что клиенты каким-то образом защищены. Безусловно, мы вернем вам аванс.
– Защищены, – пробормотал мистер Клит, когда они невредимыми вышли за ворота Гильдии Убийц.
– Ну, я же рассказывал вам, как это было в «Барабане», когда… – начал Сумкоротый.
– Это просто суеверие! – отрезал мистер Клит. Он посмотрел на стену, на которой красовались три фестивальных плаката, сверкая основными цветами.
– Это был идиотизм с твоей стороны, – пробормотал он, – думать, что от Убийц будет какой-то толк за пределами города.
– С моей? Я никогда…
– Удали их на пять миль от приличного портного и от зеркала, – добавил мистер Клит, – и они рассыпаются на кусочки.
Он уставился на плакат.
– Свободный, – пробормотал он. – Ты предупредил всех, что каждый, кто выступит на этом фестивале, вылетит из Гильдии?
– Да, сэр. Но я не думаю, что их это волнует, сэр. Я хочу сказать, некоторые из них начали собираться вместе, сэр. Он говорят, что если играть музыку хочет гораздо больше народу, чем может позволить Гильдия, то мы должны…
– Это психология толпы! – заявил мистер Клит. – Сбиваться в шайки, чтобы заставить беззащитный город принять неприемлимые законы!
– Проблема вот в чем, сэр, – сказал Сумкоротый. – Если слишком большая толпа отправится… если они захотят поговорить с властью… ну, вы же знаете Патриция, сэр…
Клит мрачно кивнул. Всякая Гильдия что-то значила до тех пор, пока имела достаточно власти, чтобы говорить от лица всего своего электората. Он подумал о сотнях музыкантов, стекающихся ко дворцу. Сотнях не имеющих отношения к Гильдии музыкантов…