Стибки уже были там, и, похоже, в полном составе. Джро Кейкссер тут же подошел к смоукеровским вожакам.
– Плохо дело, – тихонько сказал он. – Вы знаете, кто такие эти дизаррыч?
– Обычное лесное племя, – пожал плечами Большой Папа. – Наверняка довольно воинственное – вон какие они все здоровые, да и церемониться не привыкли, сразу видно! Надеюсь, им не придёт в голову нас тут задерживать. Сегодня придётся переночевать в их компании, а завтра тронемся в путь.
– Никуда мы завтра не тронемся, – мрачно посулил Джро. – Вы что, и в самом деле никогда не слышали про племя дизаррыч? Ходят слухи, что они – потомки пятого «Б» одной из Вавилонских спортивных школ, в полном составе отправившегося на каникулах в поход и заблудившегося в джунглях.
– И что?
– Они людоеды.
Последние слова главный стибок произнёс слишком громко – находящиеся поблизости услышали, и по пещере пошёл гулять, постепенно разрастаясь, ропот.
– Ну да! – не поверил Пыха. – Пока еще никого здесь не съели.
– А до завтра они и не начнут, – хмыкнул Джро. – То, что они называют детским утренником, на самом деле – обряд инициации: подростки возьмут дубины и выйдут охотиться на нас. Ну а взрослые будут следить, чтобы мы их ненароком не обидели.
– Ничего себе! – Пыха негодующе фыркнул. – Ну мы им покажем! У нас ружья…
– Ружья у вас отберут, – покачал головой Джро. – Не думай, что ты самый умный, смоки. Они устраивают такие охоты не год и не десять лет…
– Эй, синенькие! А кто обещал нам котёл?! – В пещеру один за другим протиснулись несколько дизаррычей.
Вождь с одного взгляда оценил обстановку: при виде вошедших все невольно подались назад. Улыбаясь, здоровяк шагнул к Пыхе, судорожно стиснувшему духовую трубку, и протянул руку.
– Дай мне эту штучку. Давай, давай, всё равно уже поздно за неё хвататься.
Пыха растерялся. В такой ситуации он не бывал с самого раннего детства. Здоровяк вдруг неуловимо быстрым движением сомкнул пальцы на трубке и резко рванул её на себя. Ремешок не выдержал и лопнул; Пыха рухнул на камни.
– Тебе же говорят – дай, – всё так же улыбаясь, проворчал дизаррыч. – Значит, надо дать.
Другие воины меж тем, шутя, разоружили остальных. Вождь вздохнул.
– Я гляжу, вы уже всё поняли. Ну ладно. Если будете вести себя хорошо, то обойдётся без особых мучений. Заночуете здесь, – он оглядел пещеру и хмыкнул: – Завтра на рассвете вас выпустят. В воду не суйтесь, сразу говорю: нашпигуем стрелами. Все игры и догонялки – только на острове. Смотрите, не ленитесь, бегайте хорошенько! Детишкам надо повеселиться, а вы, глядишь, проживёте подольше. И не хмурьтесь так, жизнь прекрасна! – Он заржал.
– Угу, прекрасна, как же. – Пыха уныло шмыгнул носом, еле сдерживаясь, чтобы не разреветься самым позорным образом от боли и обиды.
– Да ты пойми, парень, в природе же всё так и устроено – кто сильнее, тот и прав. Это естественный ход вещей, круговорот материи. Ты себе думаешь небось – ах, нас съедят, и всё кончится. Выше нос! Ну подумаешь, съедим… По крайней мере, вы пойдёте на пользу большому и светлому делу, культу здоровья и физической силы. Ну посмотри на себя, на кого ты похож?! – Дизаррыч двумя пальцами сжал Пыхину шею и с лёгкостью пригнул смоукера к земле. – Заморыш, вылитый заморыш! И зелье это ваше курительное… – Людоед сплюнул. – Кому вы такие нужны, скажи на милость? Какая от вас польза-то, а? Молчишь… Пускай лучше ваше маленькое смешное племя возродится заново в могучих телах дизаррычей! По большому счёту, ты должен радоваться, что всё так получилось.
– А в чём, собственно, состоит это возрождение? – спросил откуда-то из-за спин Джро. – В том, что мы пройдём через ваш пищеварительный тракт? Спасибо, мне почему-то приятнее остаться в своём нынешнем виде, чем вот так… гм… видоизменяться.
– Вот… Какой ты всё же мелкий, приземлённый человечишко, – покачал головой дизаррыч. – Я тебе о вечном толкую, о незыблемых философских истинах, а ты к чему всё сводишь? И не стыдно тебе, а? Встречаются же такие, просто, извините за выражение, моральные уроды! У вас ведь никаких идеалов нет! Уф, ладно, заболтался я тут с вами. Елдым, Грп! Караульте проход!
Вскоре в пещеру впихнули ещё нескольких смоукеров и парочку стибков: это были оставшиеся на плотах сторожа.
Воцарилось молчание. Какой-то ребёнок захныкал было, но тут же смолк, оглядывая всех расширенными от страха глазами.
– Делать что будем?!! – спросил вожака стибков бледный от ярости, унижения и стыда Пыха, вытирая локтем кровь из разбитого носа. – Делать-то что?!!
– Чего тут сделаешь, – как-то обречённо вздохнул Джро. – Если бы здесь хоть почва была какая-нибудь, посадили бы Занавес. А то ведь камень один…
Потянулось ожидание. Солнце неспешно путешествовало по небу. Наконец, жёлтые лучи стали оранжевыми, ненадолго высветили яркое пятно на противоположной стене пещеры и стали потихоньку меркнуть. Приближались сумерки. Свистоль вдруг, словно очнувшись, принялся рыться в своём кисете. Высыпав на ладонь горсть чёрного табаку, он тщательно размял его и принялся до отказа набивать свою трубку.
– Ты придумал что-то? – тихонько спросил его Пыха.
– Попробую совершить глубокий смоук, – мрачно ответил шаман. – Может, Никоциант чего подскажет, а может, сам додумаюсь. Что мне ещё остаётся! Дело табак…
Три дня на борту курьерского дирижабля превратились для Иннота и компании в одну сплошную вечеринку. Единственный напиток, которому друзья не воздали должное за время пути, было Иннотово укумпиво. Громила категорически запретил вновь открывать початый уже бочонок, объявив, что его следует сберегать как стратегическое оружие. Иннот не протестовал: обезьянец посвятил его в свои планы. Вместо этого он раздобыл у кого-то из музыкантов хорошую порцию умат-кумарной пыльцы, засыпал её в бочонок и влил следом флягу спирта.
– Вот теперь получится по-настоящему убойная штука! – удовлетворённо заметил он. – Пусть только настоится…
Наблюдавший за процедурой Кактус содрогнулся:
– Не вздумай предлагать это мне.
– Ну что ты! Мы это вообще больше пить не будем, – утешил его Громила.
Время летело незаметно, и на рассвете четвёртого дня под днищем гондолы запестрела разноцветная черепица крыш. Друзья прибыли в Пармандалай.
Небольшой городок раскинулся в горной долине, прилепившись к одному из отрогов. С трёх сторон его окружали густые леса. С гор сбегала речка, быстрая, чистая и холодная, не чета вонючим и сонным Вавилонским каналам. Да, безусловно, каждый город – это Бэбилон, или станет им со временем, сказала Джихад; но лучше бы Пармандалаю оставаться самим собой как можно дольше.
Закинув вещи в гостиницу – она была забронирована для участников джанги-фестиваля заранее, друзья разбрелись по городу. Иннот и Кактус отправились в вояж по лавкам, закупать всё необходимое для будущей экспедиции, Джихад пошла искать телеграф – она беспокоилась за ведьминого кота и хотела поручить Афинофоно заботиться о нём. Громила же на правах «мозгового центра» затарился бананами и пивом и принялся методично уничтожать их, завалившись на гостиничный диван. Время от времени пустая бутылка улетала в угол комнаты, где стоял здоровенный барабан, и тогда гулкое «БУМММ!» разносилось по этажам.
Громила впал в эйфорию. Такое, впрочем, часто бывало с приехавшими сюда из Биг Бэби – маленький опрятный городок, напоённый светом и прохладным горным воздухом, действовал в высшей степени расслабляюще. Обезьянец и сам не заметил, как задремал. Внезапно сквозь сон пробилось острое чувство опасности. Громила резко сел. Рука его потянулась за обтянутой войлоком колотушкой для барабана: в пределах досягаемости это была единственная хоть сколько-нибудь подходящая для обороны вещь.
– Не стоит, – насмешливо послышалось от окна.
Морш де Камбюрадо лениво спрыгнул с подоконника.
– Или вы меня настолько боитесь, Гро?
– Майор? Как вы сюда вошли? – хриплым со сна голосом спросил Громила. – Что вам надо?