Вернувшись в Париж, я провел несколько часов в обществе очень хороших и интересных людей. Среди них был один из руководителей Французской компартии, В ответ на мой рассказ о неудачных поисках народных песен он сказал: «Народную песню можно приглушить, как это делается сейчас при помощи радио, но она никогда не умрет. Народная песня бессмертна, как бессмертен сам народ», — и он запел прекрасную старинную песню. Его друзья подхватили, потом запели вторую, третью...
Я был щедро вознагражден за свои недавние неудачи...
Однажды по просьбе спортивной газеты я написал заметку о своем отношении к спорту. Кончалась заметка словами: «Я хотел бы, чтоб спортсмены так же любили музыку, как музыканты любят спорт». В напечатанном тексте не было изменено ни одного слова, но приведенную выше фразу выпустили целиком. Возможно, редакция усомнилась в том, что спортсмены способны любить музыку...
Прошло лет десять. В июле, как и каждое лето, я был в «Артеке», беседовал с ребятами об искусстве, разучивал и пел с ними песни.
«Сегодня у вас будет трудная аудитория, — сказала мне пионервожатая, — одни спортсмены». В зале артековского Дворца пионеров собралось около пятисот ребят, съехавшихся со всех концов страны для участия в международных юношеских спортивных соревнованиях,
«Ну что же, ребята как ребята», — подумал я, но, по правде говоря, ощутил какую-то тревогу. Удастся ли увлечь их? Время было уже позднее — после ужина. А днем были напряженные, изрядно утомившие их тренировки.
Я повел разговор о серьезной и легкой музыке и сразу же почувствовал, что опасения мои были напрасны.
Несколько раз я пытался завершить беседу, но ребята просили рассказать и показать что-нибудь еще. Прошло полтора часа. Уже прозвучали разные образцы «серьезной» и «легкой» музыки — русская и ирландская народные песни, отрывки из «Порги и Бесс» Гершвина и джазовая музыка в исполнении квинтета Эддерлея, органная прелюдия Баха и ноктюрн Шопена. Пора было расходиться. Горн протрубил сигнал «ко сну».
Вдруг кто-то из ребят тихонько сказал: «Сыграйте „Лунную сонату“!» Пятьсот юных спортсменов разразились громом ритмичных аплодисментов и выкриками: «Просим! Просим!»
Какими словами могу я описать то напряженное внимание, с каким слушали мои спортсмены эту удивительную, кстати, многим из них уже хорошо известную и любимую ими музыку? И как рассказать о том, что в эти минуты чувствовал я и почувствовал бы на моем месте каждый из нас?!
«Если бы Бетховен был сейчас здесь, с нами, в этом зале — представляете себе, что бы он пережил?!» — сказал я потом ребятам, и, по-моему, они меня хорошо поняли...
Д. Б. Кабалевский с внуком Олегом
«...Кто выберет Гинденбурга — тот выберет Гитлера. Кто выберет Гитлера — тот выберет войну...» Эти слова были сказаны Эрнстом Тельманом в его последней речи, произнесенной в 1933 году на нелегальной сходке немецких коммунистов неподалеку от Берлина, в местечке Цигенхальц на берегу Шпрее, Сейчас здесь одно из самых дорогих памятных мест новой, демократической Германии.
У самой воды под навесом стоит большая лодка «Шарлотта». В тот день, перевезя Тельмана с товарищами на другой берег, она спасла их от нацистов. Но это была недолгая отсрочка. Вскоре после встречи в Цигенхальце Тельман был арестован, одиннадцать с лишним лет просидел в тюрьме и был убит гитлеровцами в Бухенвальде буквально накануне их собственного конца.
Поразителен контраст между глубоким драматизмом и напряженностью разыгравшихся здесь событий и удивительной тишиной, спокойствием и поэтичнейшей красотой этого уголка. Вокруг и сейчас мало строений, а тогда, говорят, и вовсе были только лес да вода...
Слушая рассказ о выдающемся вожде немецких коммунистов, о его борьбе и гибели, о борьбе и гибели множества его товарищей — немецких антифашистов, я вдруг почувствовал, что есть какой-то глубокий смысл в том, что наш с Робертом Рождественским «Реквием» впервые за рубежом исполняется именно здесь, в стране, где столкновение фашизма с антифашистскими силами было таким острым, как ни в одной другой стране мира. И я понял, почему с такой сердечной увлеченностью, особым внутренним пониманием отнеслись к исполнению «Реквиема» все его участники...
...Растворился в воздухе последний аккорд хора. В зале стояла тишина. Она продолжалась так долго, что дирижер Хельмут Кох не выдержал, сделал шаг вперед и положил обе руки на партитуру. Потом все встали — так бывает, когда люди хотят почтить память погибших, — и аплодировали стоя... Со многими познакомился я в тот вечер. У одной женщины восемь самых близких родных погибли в гитлеровских концентрационных лагерях... У юноши отец был антифашистом и погиб, а сам он родился в нацистском лагере... Потом ко мне подошел незнакомый человек — наш, русский. «Вы были в 1942 году на фронте?» — «Был». — «Село Первое Октябрьское помните?» — «Помню». — «Первую гвардейскую стрелковую дивизию помните?» — «Конечно, помню!» — «А какое это страшное время было, помните?» — «Разве это можно забыть!..» И тут все вспомнилось: доктор экономических наук Борис Яковлевич Ионас, тогда совсем еще молодой человек, служил переводчиком в дивизии генерала Руссиянова, где в те дни были и мы с Долматовским. Короткий разговор воскресил в нашей памяти многое, очень многое, что мы видели и переживали в то действительно страшное время.