Но как много успел он сделать! Симфонические поэмы «В лесу» и «Море», множество фортепианных пьес, десятки живописных полотен. Чюрленис по праву считается основоположником литовской профессиональной музыки. Этот очерк — путешествие в «мир Чюрлениса», рассказ о его жизни, музыке, картинах.
Песня — душа народа, его история. Словно невидимый глазу источник, вбирает в себя песня смех и слезы, тайные мечтания и будничные хлопоты простых людей. Десятками, сотнями лет наполняется по капле этот живительный родник, донося до нас сквозь бесконечное русло Времени дыхание далекой поры.
Многовековая история литовского народа — это долгая кровопролитная борьба за национальную независимость. Крестоносцы Тевтонского ордена и татаро-монгольская Орда, польская шляхта и русские цари пытались растоптать каждый росток литовской культуры, насаждая свое, иноземное.
Но ничего не смогло задушить литовской песни, убить душу народа. Поэтому, наверное, эти мелодии звучат так печально, щемящей грустью проникая в сердца незатейливым мотивом.
Дзукия, южная часть Литвы, где родился Чюрленис, издавна зовется людьми «страной песен». С колыбели слышал Микалоюс напевы дзукского края, незаметно приобщаясь к повседневной жизни своего народа и сливаясь с его историей. И, едва начав понимать родную речь, он одновременно узнал и другой язык — дайны, литовской песни, ее протяжный негромкий голос...
Вскоре после рождения первенца Чюрленисы обосновались в Друскининкае, небольшом курорте на Немане. Рассказывают, что музыкальный дар проявился у мальчика очень рано. Пятилетний Кастукас — так ласково звали Микалоюса в семье — свободно подбирал по слуху крестьянские песни, импровизировал на темы народных мелодий. Ему необходимо было профессиональное образование, и по совету друзей семьи юного Чюрлениса отправили в Плунгу, в оркестровую школу князя Огиньского.
Князь был внуком известного польского композитора Михала Клеофаса Огиньского, автора знаменитого полонеза[2]. Он слыл меломаном, содержал собственный оркестр и музыкальную школу для одаренных детей. Огиньский сразу заметил Чюрлениса, а познакомившись и узнав его ближе, полюбил за честность, доброту, упорство в работе.
Часто плунгский оркестр, в котором Чюрленис был флейтистом, выступал в Паланге, соседнем приморском городке. Здесь Кастукас впервые увидел и сразу полюбил Балтику. Вдали от дома мальчик, естественно, тосковал, и эти поездки к морю скрашивали одинокое существование.
Он убегал на побережье, ложился в теплый песок и, уперев голову в ладони, подолгу любовался золоточешуйчатой Балтикой, ее вечно изменчивым простором. Кастукас закрывал глаза, и тогда в ласковом шелесте набегающих волн ему слышался шум друскининкайского леса, а в свежем морском воздухе чудилось пьянящее смолистое дыхание сосны.
Огиньский, знавший о переживаниях своего любимца, иногда отпускал его на несколько дней домой, в Друскининкай. Как радовался Кастукас этим неожиданно выпадавшим каникулам, встречам с маленькими братьями и сестрами, с каким трудом он после этого уезжал, надолго расставаясь с родными. И часто еще, уже в Плунге, снились Чюрленису «домашние» сны. Сверкающий солнечными бликами Неман. Улыбающаяся мама и вкус теплого крестьянского хлеба...
В школе Огиньского Кастукас начал сочинять. В этих не зрелых еще фортепианных пьесах проступают впоследствии столь свойственные «взрослому» Чюрленису-композитору интерес к песням родной стороны, любовь к милой сердцу литовской природе.
Особенно Кастукас любил лес. Часто он уходил далеко-далеко и подолгу вслушивался в лесные голоса. Они волновали его, рождая какие-то неясные, смутные образы. Однажды вернувшись после такой прогулки, он сказал: «Эти сосны шумят как-то совсем особенно — звучат, как настоящий оркестр».
2
Интересно, что помимо полонезов М. К. Огиньский (1765—1833) написал много вальсов, мазурок для фортепиано, вокальных произведений, а также одноактную оперу «Бонапарт в Каире».