Пообщался с Астартес и капитаном корабля, с которыми согласовал момент, что ежели пропадает вокс-сигнал, в место его локализации летят дропподы и Валькирии гвардейцев, а Фелиция считается “враждебной, охваченной ересью территорией”. Если я, соответственно, не предупрежу, потому как мало ли, в варп прогуляюсь или ещё какая фигня случится в процессе расследования. Ну и готовность к такой же высадке, по сигналу меня или Кристины, время обязательной связи, зашифрованные варианты посланий обсудили.
И собрал я преторианцев и пару своих огринов, осмотрел их, вздохнул, да и начали мы десантироваться на планету. Десант проходил в весьма комфортабельной обстановке, поскольку осуществляли его мы в модернизированной, с расширенным пассажирским отсеком, Аквиле, этаком элитном шатле для перевозки членов Администратума, верховного командования, попов и Инквизиции. Членовоз, как он есть, мысленно хмыкнул я, дымя табаком и попивая каф.
А по приземлении в космопорту столичного улья, пилоты порадовали нас “встречающей делегацией”, отображенной на экране в пассажирском отсеке. И встречали нас стройные ряды арко-флагеллянтов, посверкивающих электроразрядами хлыстов, подпертые парой дюжин сестёр битвы, в силовых доспехах и… парой машин покаяния.
На последнее я неиллюзорно разгневался: дело в том, что “Машина Покаяния” была этаким аналогом (пониже, да и дым пожиже, но в целом — так) дредноута астартес. Вот только религиозные фанатики вдохновлялись не лояльными Астартес, а легионами предателей. Поскольку костыли-ОБЧР в нормальных орденах — это честь и признание “прижизненных заслуг”.
А вот у предателей дредноуты использовались как машины наказаний “неправильных еретиков, несущих неправильную ересь”. И предатели в них мучились, страдали, зверели и стремились поделиться своими страданиями с окружающими.
Так вот, машина покаяния была прямой (не удивлюсь, если вообще копией) аналогией дредноута космодесантников-хаоситов. Пердолились туда, испытывая, насколько я знаю, весьма неприятные ощущения всё время пребывания в машине, неправильные фанатички. Вроде бы, и не только сороритки, но тут я уверен не был, а пол обрубка в машине наказаний — не принципиален. Но раздражали меня эти пыточные ОБЧР-ы ещё при прочтении про них, а уж увидев и почувствовав, ЧЕМ они эманируют в свете и ветре, реально вышел из себя. И “свячёная оболочка” была здесь абсолютно не причём — этот момент я, в процессе развития сил псионика и самоорганизации и дисциплины сознания подвесил на “триггер” выкидывания в сопроцессор. Появилась ярость — обдумай, проверь и посмотри: с какого варпа она возникла.
И здесь была именно моя, чистая реакция, на “многолетние мучения перед смертью”, чего, по здравому размышлению, не заслуживал вообще никто.
Да и в целом, местные, несомненно, охренели. Да, наша Аквила игнорировала вокс-писки местных, поставив перед фактом, что мы высаживаемся в космопорте столицы. Но, чёрт возьми, полномочия Инквизитора были подтверждены! И встречать после этого Инквизитора вооружёнными силами — ОЧЕНЬ большая наглость, с претензией на бунт против Империума. И, вне зависимости от побудительных мотивов — немалая глупость.
Ну, будем лечить и разбираться, оскалился я, снимая шлем — от прямой агрессии поможет пустотный щит. Ну а где не справится он, шлем станет лишь дополнительным компонентом к тому, что будут хоронить.
А мне и вправду надо “святить свячёностью” и ставить попов (представитель которых копошился несколько в стороне от вооружённых сил) на место, именно тем привнесённым качеством моего организма, которое меня немало раздражает.
Так что на момент, когда пассажирский отсек Аквилы коснулся посадочного поля, я был готов, за спиной моей расположилась Кристина, преторианцы и огрины, ну а моя лишённая шлема башка сияла светом просто нестерпимым для незащищённого глаза. И, на момент открытия аппарели, встречающие узрели самого Святого, чтоб его, Терентия Алумуса, в силах тяжких.
Выждав с полминуты, пока встречающие насладятся моей суровой физиономией в яростном свете нимба. я, не без помощи псионики, почти инфразвуком, бросил: “ПРОЧЬ”, обозначив жестом встречающие вооруженные силы.
Ещё полминуты сороритки подумали, да и развернулись, пока поп ошарашенно щёлкал клювом, но я решил несколько попотворствовать своей “ранимой натуре”.
— Кающиеся в машинах! — уже более-менее нормальным голосом выдал я, на что оба пыточных гроба замерли. — Император, Империум и Инквизиция вас прощают. Покойтесь с миром, — с этими словами я довольно быстро использовал грав-излучатель, общепринятым методом, прервав мучения заключённых.
Сороритки замерли, но выступать не стали, а прихватили свои пыточные гробы и ускакали вдаль. Однако, арко-флагеллянты всё так же стояли, взирали на нас бессмысленными глазами, потрескивая статикой на электробичах.
— Вы меня плохо расслышали? — полюбопытствовал я у попа.
— Я… это… — пытался он склеить порванный шаблон миропонимания. — Да кто вы такой? — взорвался, наконец, он.
— Видимо, проблемы со слухом — национальная черта Фелиции, — ровно констатировал я. — И с памятью, и с пониманием. Вам были предоставлены все необходимые коды при приближении судна к планете, а также во время пребывания на орбите. Так уж и быть, снизойду к вашему отсутствию хоть какого-то воспитания и прочим недостаткам, очевидно, связанными с тяжёлыми многочисленными душевными и физическими болезнями, — продолжил я. — Инквизитор Ордена Священной Инквизиции Империума Человечества, Терентий Алумус, — продемонстрировал я инсигнию.
— Адам Седой, понтифик столичного сектора Сияния, Адептус Министорум, — несколько растерянного выдал этот тип, всё же представившись. — И с чем связано это представление? Что вы хотите?! — бодро перешёл к агрессии этот тип.
Понтификами называли попов, которые не дорастали до епископов, но контролировали несколько капищ. А учитывая, что Сияние — столица, то выходит, что передо мной фактический градоначальник. Всё-таки некоторое уважение званию Инквизитора оказали, хотя весьма своеобразное, отметил я.
— Уберите арк-флагеллянтов, после чего мне и моей свите, — указал я на покинувших вслед за мной челнок Кристину и телохранителей, — понадобится транспорт. И сопровождающий, достаточного звания, чтобы не вынуждать меня сжигать собеседника за бунт против Империума.
Взгляд на огринов показал, что их, как и астартес, тут не любят. Ну и варп со святошами, отметил я, пока ентот Седой морщился и разгонял сервиторов.
— Нам надо поговорить, Инквизитор, — наконец выдал этот тип. — И вы святой какого прихода? — уставился он на меня с явной целью “застроить”.
— Я? Святой? Вы бредите, уважаемый, — широко улыбнулся я. — Я простой честный Инквизитор, что символизирует моё некоторое отличие. А вот лишённые подобного — безусловные грешники, саботажники и еретики, — бросил я профессиональный взгляд на вновь охреневающего собеседника. — Если они, конечно, упорным трудом не доказывают свою полезность и желание исправиться, — дополнил я.
Вступать в богословскую дискуссию в таком разрезе Адам был не готов. Благо, никакие богословские выкрутасы, в данном, конкретном случае опровергнуть мои слова не могли. Я свечусь нимбом, но утверждаю, что не святой. А вот все, кто без нимба — еретики и вообще дурачьё. В рамках доктрин Имперского Кредо моя позиция была безупречна и неуязвима, внутренне потирала ручки моя фарисейскость.
Наконец, поп разогнал боевых сервиторов, к нему подкатилась какая-то свита, в мордах, рылах и рожах всяческих попов и поповок рангом пожиже, ну и организовал что-то вроде лимузина-автобуса, куда набился со свитой сам, ну а я и моя свита внутренности этого транспортного средства слегка погнули, вселяя в моё сердце радость и удовлетворение, а в понтифячье, судя по свету и ветру — скорбь и уныние.