Просто ближайший свободный совместный вечер он посвятил томному и долгому исследованию ее тела, изучая языком, губами, кончиками пальцев каждый шрам. Наслаждаясь то тихими стонами, то просто тяжелым дыханием, то вскриками своей снежной королевы.
И в чем он мог поклясться: в ту ночь ей точно не снилось никаких снов!
****
— Ты так загадочно чему-то улыбаешься. Чему? Расскажешь?
Илья хмыкнул:
— Даже покажу, но не сегодня. Сегодня мы устали и очень хотим спать. Особенно ты.
Виктория не спорила. О чем тут спорить второй час ночи? После вчерашнего нервного дня. Сто лет назад, видя ее усталый вид, старый друг, а по совместительству отличный хореограф-постановщик, катающий по стране пяток собственных шоу, Макс Рудин сказал: “Домбровская, ты знаешь, что нужно, чтобы высыпаться? Ложиться не в тот день, в который встаешь”. А еще через неделю позвонил и предложил взять знакомого в помощь. “Приличный хореограф, и на льду стоит прочно”.
Вика шла от машины, погруженная в воспоминания. Она ведь даже резюме его не смотрела. Морозов, их штатный хореограф, единственный на тот момент, смотрел, вроде бы. Собственно он и сказал: “Бери. Если он не умеет ставить, то хоть за кофе будет бегать. Все помощь”. И она взяла. Хоть за кофе бегать.
— Ой!
Женщина почувствовала, что ноги больше не стоят на земле, а через секунду услышала тихие слова, произносимые ей в шею, когда она обхватила руками плечи мужчины:
-
Бояться не надо, душа моя будет рядом
Твои сновидения до рассвета охранять.
3асыпай на руках у меня, засыпай…
И все-таки так, как мужчины ухаживают в молодости, максимум лет до 35, они потом уже не ухаживают. Или ей просто до этого совершенно не везло на мужчин. Она уткнулась ему в пальто носом и замерла в объятьях. Так вносят в дом новобрачную. Так нежат невест.
Нет, она не сомневалась в его любви. Она просто не знала, сколько еще эта любовь будет иметь отношение к ней. Вряд ли долго. Вряд ли…
Чувств собственных не ведая тогда, одни мы оставались в те мгновенья…
Осеннее солнце еще только планирует вступать в свои права. Первые лучи едва окрашивают горизонт, намечая настроение нового дня. В темной спальне очертания людей и предметов не до конца верные. И все же день уже начался. Длинный и полный движения.
В 6 утра обнаженный молодой мужчина рассматривает на экране хрупкую девушку… И это просто работа. Дуга позвоночника в охвате крепких мышц спины чуть подрагивает, так как хореограф проживает вместе со спортсменкой прокат, и мозг привычно отдает команды телу, видя знакомое движение. Зеркальный механизм в действии. Как зевать, как улыбаться, так у всех, связанных со спортом, включаться в каждое знакомое движение, чтобы не понять, а прочувствовать его вместе с тем, кто движется.
Виктория перекатывается на кровати, откидывая с лица растрепавшиеся пряди волос, и прикасается губами к самому выступающему позвонку на пояснице, медленно и со вкусом продвигаясь вверх. До лопатки, дальше выше — на ключицу. Кладет подбородок на плечо молодому человеку и вынимает один наушник, вставляя его себе в ухо. Безмолвное движение на экране синхронизируется со звуками нежнейшего вальса Евгения Доги.
Так они, молча, обнявшись, она у него за спиной, держа его за талию и чувствуя его ладони на замке своих рук, продолжают смотреть последние полторы минуты проката. Музыка красивая. Нежная. Непростая. История любви, предательства, обиды и ошибок.
— Скольжение у нее стало и правда лучше, в произвольной тоже видно — задумчиво говорит Домбровская, озвучивая мнение многих специалистов фигурного катания, отметивших прогресс Милы именно в этом компоненте.
Илья молча кивает, не отрываясь от экрана. Ему не нравится последнее вращение. Ни то как оно сделано, ни то, как оно задумано. Но в целом это единственное, о чем можно сказать — “неудачно”. Иностранные специалисты постарались на славу, учитывая, что музыка для них незнакомая. Любопытно, Милка объясняла суть? Если — да, то она молодец.
— На льду я хотя бы могу думать о работе, когда на тебе, как на капусте. Но вид голой начальницы совершенно не способствует трудовому процессу, знаешь ли!