Все газеты пестрели этими признаниями. Я знала, чей это почерк. МакОлла решил меня унизить в глазах Фредди, а заодно и его тоже назвав голубым, с полными примерами доказательств. Перед глазами все поплыло, я не видела ничего, кроме пелены своих слез. Мне стало невообразимо больно. Он не сможет все это перенести, его гордость, его восточная гордость будет ущемлена, так сильно, что я должна буду уйти из его жизни, как бы мне самой не было больно. Я утерла слезы, слыша шаги Фредди. Он поцеловал меня в щеку.
- О, утренние газеты, - я отодвинула их от него, - дай я посмотрю, - Фредди выхватил их из моих рук. Я замерла, ожидая удар. Он стал смотреть газеты и слезы подступили к моему горлу. Я тихо плакала, чувствуя спиной его боль и гнев. – Бетти, это правда?
- Что, правда? – у меня дрожал голос.
- Ты и Феликс? – я захотела кинуться к его ногам и рыдать, и кричать, что я верна ему, - все, что здесь написано это правда?
- Я не буду оправдываться, - прошептала я, - если ты любишь меня, то не поверишь всей, этой бульварщине, - я встала, закрываясь в ванной комнате. Я чувствовала опустошенность. Я видела его взгляд полный злобы и ненависти. Я знала, до чего его может довести его собственная ревность.
Три дня он не появлялся у меня дома, я знала, что он на Стаффорд-Террас. Каждый теперь тыкал в него, и кричал рогоносец, а другие гомосексуалист. Меня тоже пресса освистывала, одни жалея, другие осуждая. Мне было больно, больно, так же как и ему. Брайан, Роджер и Джо вышвырнули Феликса из компании без всякого сожаления.
Что же мне делать? Надо что-то делать с нашей жизнью...
***
Мне позвонила Мэри через три, мы все также были соперницами, но для Мэри лучше была я, чем, кто-то другой, так как я не выживала ее из его жизни.
- Бетти, он пьет три дня, ни кого не впускает. Надо что-то делать с ним, - паниковала она.
- Я скоро приду, жди меня.
- Приезжай скорее, пожалуйста.
Я приехала в его дом. Мэри встретила с радостью, хотя понимала, что и я вряд ли, что-то смогу сделать. Он спал на кровати, рядом стояли выпитые бутылки с виски и ромом. Если это поможет, то я согласна на его насилие, я согласна, если он ударит меня, лишь бы он перестал пить и ненавидеть меня. Пусть делает со мной, что хочет, только бы ему стало бы лучше. Я разделась, опускаясь рядом с ним, он лежал ко мне спиной. Я обняла его за плечи, целуя его мускулистые руки. Он грубо оттолкнул меня:
- Я не хочу видеть тебя, - прошептал он зло.
- Ударь меня, если тебе станет легче, - произнесла я, - ударь, можешь применить ко мне силу. Чего ты трусишь, или ты только и можешь, что пить.
Его глаза были налиты гневом, его кулак стукнулся прямо у меня над головой.
- Уходи.
- Нет, - я обняла его, - миленький мой, я люблю тебя, только тебя, мне никто больше не нужен, - моя настырность начала ему надоедать, Фредди резко отпихнул меня от себя, больно сжимая запястье, я улыбнулась через боль, падая на ковер. Я смотрела на него, сохраняя спокойствие. Внутри все сжалось под взглядом Фредди.
- Неужели тебе все равно, я унижаю тебя, а ты липнешь опять ко мне. Бетти, уходи, пока не поздно, в этот раз будет больнее, я предупреждаю тебя, - я сглотнула, он прав, так ему легче не станет, только хуже. Я встала с постели, оделась и ушла.
Фредди продолжал пить еще два дня. Через два дня я нашла решение. Я заказала билеты, сняла для нас виллу с частным пляжем. Я пришла к Фредди, собирая его вещи.
- Фредди, мы уезжаем, мы уезжаем, - твердила я.
- Я никуда с тобой не поеду, - проронил он.
- Тогда, я точно изменю тебе прямо у тебя на глазах. А ты будешь смотреть, как меня имеет другой мужик, а потом я найду другого, и ты будешь смотреть, я не шучу, - он смотрел на меня, эти слова встряхнули его, тем более, лучше со мной согласиться, а потом он еще разберется со мной. Для него осознание, что я принадлежу кому-то еще, или уже принадлежала – жестокая правда. Он видел мои слезы на глазах, я делала для него все, чтобы ему стало легче. Я была согласна отдать себя на растерзание ему, готова была терпеть его насилие, боль, все, что угодно, лишь бы ему было лучше.
- Мы уедем, подальше от скандала, - пояснила я, - я тебя спрячу от всех, я буду оберегать тебя, от них, - я обняла его и тихо заплакала у него на плече, - я все сделаю, только не ненавидь меня, я умру без тебя, я жить без тебя не хочу, потому что нет мира без тебя. Боже мой, как я люблю тебя, я не могу смотреть на то, как ты страдаешь, мы уедем, уедем…
***
Мы приехали на Ибицу. Я открыла стеклянные двери дома. Дом находился прямо на берегу океана, и весь был сделан под яхту. Я села на круглую кровать, из открытого окна подул приятный теплый морской бриз, принося с собой запах волны. За окном зеленели пальмы, а до моря и белого песка казалось можно дотянуться рукой. В этом доме мы были одни, будет иногда приходить прислуга, но я решила, что одиночество лучшее лекарство для нас. На столе лежала стопка лондонских газет, по-прежнему пестрящие теми же заголовками. Я кинула их в и урну для бумаг, тем самым отгоняя от нас все черные тучи.
Я скинула с себя всю одежду, проходя в душ, я не буду докучать Фредди, пусть сам сделает шаг ко мне. Ему нужно время, чтобы все понять. Теплая вода ласкала тело, прогоняя все плохи мысли. Я вошла в спальню, Фредди пил в кресле вино. Интересно, о чем он думает? Я надела белый купальник, и пошла на пляж.
- Я приготовила ужин, - я положил на его тарелку, его любимое овощное рагу. На улице уже почти стемнело, я провела весь день на пляже.
- Да, хорошо.
Мы не разговаривали, мы молчали. Ночью я не делала попыток, чтобы его соблазнить. Он лежал тихо, чувствуя рядом мое дыхание, мои движения. Я уснула с мокрыми от слез щеками. Я не знала, как пробить его стену отчуждения. Я погибну без него, я не смогу больше не пережить еще один разрыв с ним. Мое сердце однажды просто разорвется от боли.
Фредди.
Я хотел ее обнять, поцеловать, прижать к себе. В ушах до сих пор звучали ее слова, которые она сказала еще в Лондоне. Я любил ее, но если все это так, то, что мне делать? Я посмотрел на нее, она была похожа на ангела. Она могла мне и не изменять, но мне в этом году будет сорок один, я не молодею, и скоро она будет искать себе молодого любовника. Я тяжело вздохнул, сжимая край простыни, подавляя в себе порыв к ней прикоснуться. Бетти была всей моей жизнью, любовью, я решил подумать, подождать, пока пройдет время, пока не пойму сам, когда утихнет все во мне. Боль когда-нибудь уйдет, когда-нибудь у нас все будет хорошо.
Я налил лимонада, чтобы охладиться. Бетти была на улице, она собирала ракушки, дыша морским воздухом. Она грустила, также как и я, но по-прежнему не делала попыток сближения со мной. Я присматривал за ней в открытое окно, сгущались темные тучи, скоро должен был пойти дождь. Но, похоже, Бетти не собиралась идти в дом. Она бродила по берегу, не боясь ливня. Хлынул дождь, и Бетти побежала в дом. Она пришла мокрая, быстро ныряя в горячую ванну.
Мы были уже здесь четыре дня, но я не чувствовал, что боль отпускает меня. Что-то по-прежнему меня держало. Я не выходил из дома, не ходил с ней под палящим солнцем, и не слышал ее голоса. Мы обменивались простыми короткими фразами, я не видел ее взгляда. Я скучал по ней, по той прежней Бетти, которую я любил. Она не пыталась склонить меня к близости, предоставляя время подумать. Бетти сидела в кресле, она была какая-то уставшая, и поникшая. Она терла виски и переносицу, а глаза, словно боялись света. Я подошел к ней, впервые беря ее за руку, так нежно, что внутри у нее все сжалось от радости.
- Что с тобой? – спросил я.
- Голова что-то болит, - она закрыла глаза, - наверное, это погода, или безделье.
Я взял ее на руки, садясь вместе с ней в кресло, сжал ее голову в своих ладонях, нежно массируя плечи, и шею. Она таяла под моими руками, таяла как снег, льнула, как кошка, жаждущая ласки. Боль ушла, ласки утихли. Она прижалась щекой к моей груди, вдыхая аромат табака. Я укачивал ее, как ребенка, чувствуя, что она засыпает. Я уложил ее в постель, меня охватило разочарование. Какой же я дурак! Она любит меня, она опять, как тогда, терпит мое пренебрежение, мою отчужденность, а я даже не хочу дать ей, то, что она заслуживает. Но пока все сложно. В моей душе борются два начала, два противоречие. Меня до сих пор преследовали те заголовки, те статьи, где поливали ее и меня грязью.