— В доме что-нибудь пропало? — поинтересовался Вернон. Эрика некоторое время сидела, уткнувшись лицом в ладони, но затем все-таки смогла совладать с собой и ответила совершенно спокойно:
— Думаете об убийстве с целью ограбления?
— Именно, — произнес анатом. — Возможно, дело было так. Убийцы пришли в дом. Пытали ваших родителей, чтобы они рассказали, где находится тайник. Потом обыскивали дом и учинили тот форменный разгром, который упомянула газета.
Эрика усмехнулась.
— У нас нечего было красть. Штольцы — благороднейшее и древнейшее семейство. Но мы бедны, как церковные крысы, все сокровища — украшения матери.
— Их забрали? — оживился Вернон.
— Нет. Так и лежали в шкатулке. Я отдал их на церковные нужды.
Вернон нахмурился и несколько минут рассматривал свои пальцы — длинные, сухие, с выпирающими костяшками. На мизинце было скромное серебряное кольцо с полустертыми рунами.
— Я перечитал все статьи об этом убийстве, — наконец, сказал он. — И я почти уверен, что ваших родителей не просто хотели убить. Им причинили максимальные мучения, пока они были живы. Обычно так работают преступные кланы на юге — пытают, чтобы добиться информации.
— Лавин не пытали, — ответила Эрика. Сейчас она чувствовала себя так, словно весь день провела где-нибудь в монастырском огороде и наработалась так, что уже не понимает, на каком свете находится. — Ей просто выжгли мозг.
— И положили цветок, запечатав уста, — добавил Вернон. — Как и вашему отцу. Этот цветок меня и настораживает.
— Это могут быть разные люди, — вздохнула Эрика. — И убийства никак не связаны.
Анатом кивнул.
— Хочется верить, — сказал он и добавил: — Вижу, вы любили своих родителей. Их смерть до сих пор причиняет вам боль.
Эрика криво усмехнулась.
— Неужели вы хотите извиниться? — поинтересовалась она. Вернон снова качнул головой.
— Хочу. Если бы я знал, что поход сюда заденет вас настолько глубоко, то просто рассказал бы о статье и снимке.
— Да, — кивнула Эрика. — Я плохо знал своих родителей. Они совершали дурные поступки. Но я любил их и в какой-то момент запретил себе думать о том, что их убили.
А потом пришел доктор Вернон, взял ее за шиворот и потыкал лицом в газетный лист, словно щенка в лужу. Прекрасно, просто прекрасно.
— Если вы их любили, — проникновенно сказал анатом, — то давайте найдем их убийц. Найдем и накажем.
Эрика долго смотрела на него прямым испытующим взглядом, и доктор Вернон не отвел глаз.
— Вам настолько скучно в Эверфорте? — спросила Эрика. Вернон ухмыльнулся.
— О, гляжу, вы постепенно постигаете мое искусство ядовитых уколов! — довольно ответил он и признался: — Да, скучно. Но дело не совсем в этом.
— Неужели! — Эрика вдруг поняла, что ей удалось улыбнуться. — А в чем же?
Вернон только руками развел.
— Это моя природа, — ответил он. — Не терплю несправедливости. И хочу, чтобы зло не уходило от возмездия. Собственно, это меня сюда и привело. А если идешь своей дорогой, то иди по ней до конца, иначе и начинать не стоило.
Эрика снова скользнула по доктору оценивающим взглядом. Смелый, дерзкий, готовый пойти на плаху ради того, что считает правильным.
— Наверно, в вас влюблены все девушки Эверфорта, — предположила Эрика. Вернон хмыкнул, откинулся на спинку стула и, скрестив руки на груди, уставился на Эрику так, словно она была особо ценным экспонатом в каком-нибудь музее, и ему требовалось либо подтвердить эту ценность, либо опровергнуть ее.
— С чего бы это вдруг?
— Девушки любят таких, как вы, — ответила Эрика, вскользь подумав, что, наверно, тоже могла бы влюбиться в доктора. — Уверенных, дерзких, грубых. Борцов за правду.
Вернон отвел взгляд, и Эрика удивленно поняла, что он смутился.
— Сказать вам правду? Я никого не любил уже много лет, — произнес Вернон, задумчиво прикоснувшись к лицу. — И меня никто не любил. Зачем? Все это старые бредни, а нынче свет поумнел, и все это вздор. И вообще, — доктор нахмурился и одарил Эрику угрюмым взглядом, — не понимаю, почему вы заговорили об этом.
Эрика довольно поняла, что анатом начинает сердиться, и всерьез.
— Теперь мы квиты, — весело сказала она: ее холостой выстрел оказался боевым и угодил точно в яблочко. — Вы ранили меня, а я вас.
Вернон устало покачал головой, словно ожидал от Эрики именно такого ответа. «А ведь ему на самом деле очень важно…» — подумала Эрика и сказала:
— А вам ведь важно, чтобы вас любили. На самом деле вы хотите только этого, Август, при всем вашем образе несносного циника, но не признаетесь даже самому себе.