— Сколько я спал? — спросил он. Мартина погладила его по щеке и ответила:
— Не знаю! Я только вошла, тут никого не было, — она тряхнула головой, и кудри цвета спелого меда рассыпались по спине и плечам. — Пойдем?
«Пойдем, — подумал Август, поднимаясь. — Зачем еще я сюда притащился?»
Стены мягко плыли мимо него. Стены казались мягкими, текучими, сотканными из тумана. Август шел за Мартиной, которая вела его за руку, многообещающе улыбалась и щебетала что-то мелодичное и совершенно неразборчивое. «Я ведь не пил, — подумал Август. — Я ведь ни капли не выпил…»
Он чувствовал себя так, словно несколько дней не отрывался от стакана. Ступеньки выскальзывали из-под ног, ковер, который устилал пол в комнате Мартины, напоминал болото — ноги вязли в нем, и каждый шаг давался с трудом. Потом Август рухнул на кровать, словно в белое пенное море, и ему вроде бы стало легче. Тошнота отступила, стены перестали крутиться, и Мартина рассмеялась и принялась расстегивать его рубашку.
— Бедный Август, ты устал, — прощебетала она, и теплые пальцы скользнули по его груди и двинулись вниз, к ремню. — Отдыхай, я все сделаю.
И Август рухнул вниз — ниже и ниже, на дно моря, к темным камням и безглазым рыбам. Из тьмы скалилась гниющая харя полковника Геварры — несостоявшийся муж Эрики Штольц тянул руки и что-то бормотал. Август шарахнулся от него и вдруг услышал музыку.
Тихая, мягкая, едва уловимая, она тянулась откуда-то сверху — Август вцепился в нее, словно в спасительную нить, и его медленно, но верно стало поднимать из глубин. Кажется, он разбирал слова — далекие, слабые, бессмысленные: грезы о весне, память в тишине, просто попытайся жить…
Пах взорвало болезненной судорогой удовольствия, и Август обмяк на кровати. Туман ушел, музыка исчезла, мир сделался прозрачным и ясным, как в детстве. Некоторое время Август лежал с закрытыми глазами, пытаясь уловить тот далекий отблеск музыки, которая дотронулась до него и растаяла. Возможно, именно так ее чувствует Штольц, неожиданно подумал Август — как спасение из тьмы.
— О Боже..! — донеслось из соседней комнаты, и Август узнал голос Присциллы. — Боже мой… Жан-Клод..!
Все проститутки кричат, нахваливая способности клиентов. Все шлюхи стонут якобы от наслаждения — и эта фальшь и неискренность входит в цену. Но сейчас в голосе Присциллы не было ни капли притворства — лишь праздник женского тела, которое тонет в невероятном наслаждении. Там, за стеной не было ни продажной девки, ни ее клиента — просто мужчина и женщина, которые любили друг друга и были счастливы своей любовью.
Август вдруг подумал, что завидует. Просто завидует.
Он встретил Моро еще раз, когда шел домой. Слуга Эрика Штольца брел по улице в распахнутом пальто, иногда зачерпывал пригоршню снега с оград у домов и, слепив снежок, швырял его на дорогу. Сейчас он был похож не на бандита, а на студента. Август обогнал его, и почти сразу же снежок, пущенный меткой рукой, сбил с него шляпу.
— Ладно, доктор, не сердитесь! — Моро одарил Августа довольной улыбкой и зачерпнул еще снега. Август поднял шляпу, отряхнул и ответил:
— Имеешь отношение к артефактам? К магии?
Моро швырнул снежок куда-то в белый свет и пошел рядом с Августом, не спрашивая, нужна ли ему компания.
— В каком-то смысле имею. Но с дамами — нет, там все естественно и дано мне от природы.
Август снова вспомнил стоны Присциллы и сказал:
— А кошелек-то все-таки не твой, а господина Штольца. Верно?
Моро усмехнулся.
— Завидуете, что мой хозяин платит мне больше, чем ваш платит вам?
— У меня нет и не будет хозяев, — парировал Август, не имея ни малейшего желания обсуждать свое жалование. — Впрочем, тебе не понять, что это дает.
Он хотел было добавить что-нибудь еще, не менее колкое, но в это время земля дрогнула и неторопливо поползла куда-то в сторону. Моро схватил Августа за рукав, и, сумев удержаться на ногах, они завороженно увидели, как над Эверфортом со стороны набережной разливается золотистое свечение. Воздух наполнился низким свистящим гулом, от земли до неба поднялся тонкий, ослепительно сверкающий столб, похожий на стебель цветка, и ударил в низкие облака.
Город залило светом — таким, словно сейчас был не зимний вечер, а летний полдень. Моро смотрел, как столб огня бьет и бьет в облака, а потом еле слышно произнес:
— Это ведь Малая Лесная…
— Да, — откликнулся Август и вдруг подумал: какая Малая Лесная, если там так горит, то от нее и пепла не останется.