С вокзала Август отправил телеграмму бургомистру, и Говард с торжественным видом зачитал ее в полицейском управлении: «Жив еду домой Цветочник всё». Судя по количеству слов на желтом квитке, денег у доктора было в обрез. О том, что «Цветочник всё», они знали и так: Моро прочел это в движении невидимых силовых полей и запустил в них собственное заклинание.
Когда Моро сказал, что все кончено, Эрике наконец-то сделалось легко и спокойно. Теперь они могли жить дальше и постараться быть счастливыми.
Теперь Энтабет действительно стал мифом — сказкой из допотопных времен, которую никто не принимал всерьез. Эрика знала, что будет дальше: столичная полиция найдет какого-нибудь лиходея, которому и так и так светит знакомство с виселицей, и назначит его серийным убийцей — надо же как-то объяснять, кто расправился с таким количеством народа по всей Хаоме. Принц Патрис и сам не поймет, что заставило его охотиться за несуществующим Первым артефактом — должно быть, помутнение разума. Газеты пошумят какое-то время, и скоро все обо всем забудут.
Эрика невольно думала о Виньене Льюисе, которого тоже назначили виноватым — и ей не хотелось узнавать детали дела великого математика. От него веяло какой-то отвратительной жутью.
— Как ты думаешь, — промолвила она, глядя в окно на первые снежинки начинающейся метели, — теперь все будет хорошо?
Моро неопределенно пожал плечами и отправил в рот золотой кубик рахат-лукума. Несмотря на полдень, в столовой было сумрачно — день выдался снежным и угрюмым, горожане предпочитали сидеть по домам. Почтальон прошел по улице — и больше никого. Город казался вымершим.
— Хотелось бы верить, — сказал Моро. — Да и что может быть плохого? Вас вроде бы приглашают на гастроли в Севенийские эмираты?
Эрика вспомнила пухлое письмо с золотыми печатями, которое ей принесли буквально за час до того, как Геварра выдернул ее в свою лабораторию. Шейх Али ибн аль Фахан был уверен, что Господь говорит с миром посредством музыки, был восторженным поклонником Эрики с тех пор, как она начала давать концерты, и обещал за концерт такую сумму, на которую можно было бы купить весь Север с его обитателями. В Севенийских эмиратах царило вечное лето, и Эрика вдруг поняла, что невероятно соскучилась по солнцу и теплу.
Эверфорт с его страшными тайнами вдохновил ее — она давно не работала настолько плодотворно. Но теперь ей хотелось жары и моря, а не скудных лучей здешнего хмурого солнца.
— Да, он смиренно просит оказать ему честь и сыграть для него и его семьи. А потом погостить несколько месяцев в его дворце. И обещает не только золото, но и весь гарем к моим услугам, — усмехнулась Эрика. — Думаю, ему бы понравилась та кофейная прелюдия.
Моро сразу же сделался похожим на рассерженного кота со вздыбленной шерстью.
— Вот еще! — фыркнул он. — Эту прелюдию вы написали для меня, она моя, и этому шейху я и понюхать не дам!
Эрика невольно рассмеялась.
— А, так ты, получается, жадина! — воскликнула она. Моро нахмурился, всем своим видом показывая, что ему не до шуток.
— Я просто ни с кем не делю то, что считаю своим, — признался он. — Так что шейху придется послушать что-нибудь другое.
Снег шел все гуще — то становясь ровной, почти непроницаемой завесой, то вдруг взмывая и разлетаясь густыми белыми клубами. Пробежал, придерживая шапку, разносчик газет — его сумка была полна, похоже, сегодня не было никаких особенных новостей.
— Тебе не о чем переживать, — сказала Эрика, глядя на последний кубик рахат-лукума — из золотистого среза выглядывал фундук. — Я не поеду. Цветочник мертв, так что я хочу просто отдохнуть и…
— И провести время с доктором Верноном, — мрачно закончил фразу Моро. Эрике казалось, что после того, как они втроем побывали в лампе, Моро стал относиться к Августу еще хуже. Если раньше это было презрение, смешанное со злостью, то теперь доктор казался ему раздражающей помехой, чем-то вроде таракана, который никак не желает убраться куда-нибудь подальше.
— И провести время с доктором Верноном, — кивнула Эрика. Незачем было отрицать очевидное. — Ты что-то имеешь против?
Моро пожал плечами и сразу же придал себе нарочито равнодушный вид.
— Что вы, как бы я посмел? Это ваше дело, милорд, с кем и где быть.
Конечно, это не обмануло бы Эрику. Она знала, насколько глубоко то чувство, которое испытывает Моро — и понимала, что в каком-то смысле по-прежнему дразнит его. Дразнит существо, способное менять мир, и прекрасно понимает, что это не закончится ничем хорошим.