В парикмахерской Фаринелли произошло выдающееся событие, о котором вся улица Кампаниле говорила два месяца: в ней брился маэстро Россини.
Парикмахер Фаринелли говорил об этом небрежно, как будто ничего особенного в этом не было. Нет ничего удивительного в том, что маэстро, приехав в Рим, отправился в парикмахерскую Фаринелли! Кто не знает, что это… не скажу: лучшая, но одна из лучших парикмахерских в городе? И кто не знает, что хозяин не только парикмахер, но ещё и играет на трубе?
Вы скажете: одноглазый Маджорелли? Одноглазый Маджорелли не играет, а дудит в трубу! Да, синьоры, дудит! Я уже не говорю о том, как он бреет… Он не бреет, а рвёт клочьями бороду! И кроме того, он не способен ни на какую «комбинацию». У него нет идей!
Брея Россини, парикмахер Фаринелли вёл себя так, как будто ничего не случилось. Он намылил клиенту щёки, поострил бритву на ремне и, глядя на лезвие прищуренными глазами, спросил:
— Что маэстро собирается сотворить в этом сезоне?
— Не знаю, Фаринелли, — отвечал маэстро, которому мыло залепило рот.
— У меня есть отличная комбинация, маэстро. Я, конечно, не знаток, я всего лишь трубач-любитель… Но представьте себе оперу, в которой действовал бы парикмахер…
Чтобы маэстро мог ответить, Фаринелли вытер ему салфеткой губы. Россини улыбнулся.
— Такая опера уже давно есть, Фаринелли, — сказал он. — Её написал Паизиелло.
— Паизиелло? — презрительно повторил парикмахер. — Неаполитанец? Это не для римлян!
— Кроме того, такая опера шла в Вене лет тридцать пять тому назад…
— Ну, это для немцев!
— Есть ещё несколько таких же опер — Изуара, Андре…
— Французы!
— Дорогой Фаринелли, сам автор «Севильского цирюльника» француз. Его звали Бомарше.
— А, знаю, — радостно сказал Фаринелли, занося бритву над лицом маэстро, — это был человек с комбинациями! Я не знаю, кто его брил, но парикмахера он описал отлично. Кажется, его имя Фигаро?
— Вы читали комедию Бомарше?
— Нет, синьор. Мне рассказывал о ней один французский капитан. Это было… гм… одним словом, совсем недавно…
Россини понял. Это было, когда Рим был занят войсками Наполеона.
— Я, конечно, не поклонник синьора Наполеона, — задумчиво продолжал парикмахер, — но эти бестии французы, знаете ли, не так уж глупы…
— Гм, — сказал Россини.
— О, не беспокойтесь, синьор! Я добрый католик.
— Я не о том, — сказал Россини, — мыло сохнет у меня на щеке.
Фаринелли аккуратно намылил своего клиента заново.
— Нынче в Риме и слова не вымолвишь, маэстро, — прошептал он, — всюду глаза и уши… Не могу ничего сказать в укор его святейшеству папе, но зачем было запрещать ночное освещение улиц?
— Зажигать ночью фонари запрещено?!
— Да, синьор! Это была французская привычка. А у нас теперь всё, как в добрые старые времена. Помолись своему святому, и он поможет тебе в темноте не угодить в канаву… Впрочем, у меня есть другая комбинация для синьора. Если синьору будет угодно вспомнить обо мне, когда в театре начнут набирать оркестр… Я ведь играю на трубе.
— Отец мой был когда-то валторнистом, — улыбаясь, проговорил Россини. — И он тоже не без идей…
— Счастлив! — воскликнул Фаринелли. — Я счастлив, что мы совпадаем во вкусах с вашим батюшкой! Напишите ему от меня привет! Так и напишете: «Истинный итальянец и трубач Фаринелли шлёт свой привет достопочтенному отцу великого маэстро…»
— У меня опять мыло сохнет на щеке, — напомнил ему Россини.
— Есть ещё третья комбинация, синьор! — воскликнул увлёкшийся Фаринелли. — Я могу предложить отличное помещение для вашей милости — тихое, светлое, чистое и, главное, дешёвое! Рядом с моей мастерской!
— Гм, — сказал Россини, — мой наниматель обещал обеспечить меня жилищем. Но я, пожалуй, посмотрю… Только, ради бога, кончайте бритьё!
Фаринелли закончил бритьё в кратчайший срок и повёл клиента в довольно ветхого вида трёхэтажный дом на той же улице. Вёл он гостя так, чтоб вся улица это заметила.
Помещение оказалось не очень чистым, не слишком светлым, вовсе не тихим, а главное — невероятно дорогим.
— Почему такая непомерная цена? — спросил Россини.
— Солнце, синьор.
— Но солнца нет!
— Э, теперь нет, а всегда бывает.
— В какие часы?
— Утром бывает, вечером бывает… Всегда бывает!
— Ночью тоже бывает? — спросил клиент.
— Э, иногда…
Тут Россини услышал на улице своё имя, повторяемое десятками голосов: «Маэстро здесь! Маэстро пошёл с Фаринелли!.. Россини в этом доме! У них комбинация! Они будут сочинять комическую оперу вдвоём!.. Какую оперу? О парикмахерах!..»