В конце он вернулся к увертюре. Страстной мольбой звенела вступительная тема — знаменитая тема, которая и сейчас звучит по всему миру, тема, которая сразу воскрешает старый сельский дом с колоннами, вечернюю зарю, густой сад с беседкой — и белую тень.
Вот она смиренно сидит в углу, сложив руки на коленях, и слушает Петра Ильича.
Два человека родили этот образ — Пушкин и Чайковский, и с тех пор он странствует по свету.
Пётр Ильич оставил рояль и задумался. Огоньки свечей слабо колебались. Белая тень тихо исчезла, и Чайковский остался один — один с вечной надеждой.
Испанские ведьмы
Композитор Жорж Бизе никогда не бывал в Испании. Писатель Проспер Мериме в Испании бывал. Спустя несколько лет после своего путешествия он написал повесть, в которой что ни фраза, то поэтическая находка.
«Подходя ко мне, моя купальщица уронила на плечи мантилью, покрывавшую ей голову, и “в свете сумрачном, струящемся от звёзд”, я увидел, что она невысока ростом, молода, хорошо сложена и что у неё огромные глаза…»
Бизе вздохнул, читая эти строки в сотый раз. Не случалось ему провести вечер на набережной Гвадалквивира и встретить в сумерках Карменситу. Но он впитывал в себя нежное тепло севильской осени и запах ветки жасмина, которую держала в руках молодая цыганка.
Нет сомнений, что у Проспера Мериме были чисто научные интересы. Недаром он начинает и кончает свой рассказ о большой человеческой трагедии сухими научными рассуждениями путешественника-филолога.
Но Жоржа Бизе наука не интересовала. Его интересовала жизнь — простая, яркая, грубая и сильная.
…За окном грохотал Париж, который называли «столицей мира». Лучшие в мире туалеты! Лучшая в мире кухня! Лучшие в мире женщины! Лучшие в мире вина!
Жорж Бизе имел честь быть уроженцем и постоянным жителем этого города — весёлого Парижа, мрачного Парижа, галантного Парижа, жестокого Парижа, Парижа утреннего, с неумолчным стуком колясок, Парижа ночного, с цветными фонарями кабаре, Парижа утончённых вкусов, Парижа новейших мод.
Жоржа Бизе не увлекали парижские вкусы и моды. Он не был богат. Он принадлежал к тому сорту парижан, у которых нет ни породистых лошадей для прогулок в Булонском лесу, ни породистых собак для прогулки в парке Монсо. Он относился к тому роду парижан, которые работают по ночам, а днём ищут работу.
Случалось ему не раз писать для весёлого Парижа музыку по заказу: галопы, вальсы, переложения, романсы… И эти слова перемешались в его крупной, вдвинутой в плечи голове со словами из ресторанов: эскалопы, лангусты, омары, артишоки… Он исписывал сотни нотных листов за самый короткий срок. Он был работником парижского музыкального цеха — цеха развлечений.
Это было не легко. Даже человеку с именем не легко в этой «столице мира» писать так, как хочется.
Директор Комической оперы Камилл Дю Локль, человек элегантный и даже немного эксцентричный, как-то сказал ему:
— Но, мсье Бизе, дайте слушателям побольше веселья! Может ли быть у комической оперы трагический конец?
— Кто знает? — ответил Бизе, пожимая плечами. — В крайнем случае, назовём «Кармен» лирической оперой.
— Не пойдёт, — решительно заявил Дю Локль. — Париж не примет такую оперу. Париж желает смеяться!
— К чёрту! — яростно воскликнул Бизе. — Тогда позовите Оффенбаха, он развеселит и похоронную процессию!
— О нет! — невозмутимо отозвался Дю Локль. — Это было бы непристойно.
В оправдание Жоржа Бизе следует сказать, что он старался писать так, как надо. В либретто Мельяка и Галеви были превосходные комические диалоги. В оперу были включены куплеты тореадора, которые увлекли обоих либреттистов.
— Вот теперь всё в порядке! — воскликнул Галеви. — Это как раз то, что нужно было!
— Тем хуже, — мрачно отвечал Бизе, — потому что это свинская музыка!
Примадонна Галли-Марье требовала, чтобы у Кармен была эффектная «выходная ария». Бизе переделывал выход Кармен на площадь двенадцать раз.
— Нет, нет, — твердила Галли-Марье, — мне нужна блестящая ария. И чтоб оркестр предсказывал моё появление на сцене хотя бы восемью тактами!
— Вы хотите выйти на аплодисменты, мадам? — иронически спросил Бизе.
Примадонна сложила губки бантиком.
— По-моему, это естественно для артистки.
Однажды после полуночи, когда в Париже смолкают стук фиакров и голоса толпы, Бизе схватил за рукав своего старого друга и неизменного спутника Эрнеста Гиро.
Это было в районе бульвара Клиши, где скопились кабачки второго сорта. Молодой, свежий женский голос пел по-испански: «Ай, Чинита, если любишь, скажи, и я буду твоим возлюбленным…»