Он все пытался выяснить, какое отношение к памфлету имеешь ты — я выкручивался Бог знает как. У него ничего не было против тебя — только номер телефона. Но он почему-то считал, что ты тут очень даже при чем. Он спросил, гомосексуалист ли я; я сказал — нет. Тогда он спросил то же самое про тебя. Он заявил, что статью написал один из нас — я так понял, что именно из-за этой статьи он так в нас и вцепился. У Мэйса совершенно недвусмысленные взгляды на мораль. Помнишь эту статью? Я ведь не хотел, чтобы ты ее публиковал.
Чем больше я изворачивался, тем хуже все выглядело для тебя. В общем, я сказал Мэйсу, что статью написал я — и статью, и все остальное. Сказал, что «Паводок» — моя идея и целиком моя работа. Что я предлагал тебе написать что-нибудь для памфлета, но ты отказался. Конечно, пришлось сознаться, что я гомосексуалист. Но я уже ничего не стыдился — я словно перешел некий рубеж; каждое новое признание давалось легче предыдущего — я почти получал удовольствие, сознаваясь. Я гордился собой, когда признавался даже в том, в чем не был ни капли виновен. Я понимал, что спасаю тебя — но не знаю почему, у меня было ощущение, что спасаю я себя. В конце концов, когда я признался во всем, я сказал Мэйсу, что он может теперь делать со мной все, что хочет.
Но он не был уверен, что я сознался до конца. Он сказал, что Пятый отдел утвердил мою кандидатуру для работы над книгой, и они не хотят, чтобы полиция «гнала волну». Ты бы слышал, какими словами он меня называл! Под конец он вызвал полицейского, и тот избил меня. Я тогда думал, что мне все кости переломали, но нет — они хорошо умеют избивать людей. Мэйс сказал, что, по его мнению, я теперь живу взаймы — как только я закончу книгу, он сделает все, чтобы больше я ни над чем не работал. И добавил, что если уж я ухватил такой шанс уцелеть сейчас, то обязан кое-что сделать для них. Услуга за услугу. Они так давили на меня, Чарльз!
Мне сказали, что тебя нужно слегка проучить — в порядке предостережения. Мне велели подложить к тебе в квартиру наркотики. Конечно, я наотрез отказался — я заявил, что меня они могут посадить за решетку хоть до конца жизни, но чтобы тебя оставили в покое, что ты здесь вообще ни при чем. Однако Мэйс все равно подозревал тебя. Он хотел что-нибудь на тебя навесить, чтобы он мог на законных основаниях держать тебя под наблюдением. Никаких последствий, всего лишь маленькое предупреждение. А если я все равно откажусь? Мэйс на секунду задумался. «Сейчас на дорогах такое оживленное движение, — сказал он. — Будет такая беда, если маленький Дункан попадет под машину…»
Может быть, это было пустой угрозой, Чарльз, я не знаю, не могу сказать. Но я к тому времени был почти сломлен. Я согласился. Я бы предпочел, чтобы они убили меня тут же, на месте — но Дункан, Энни… я должен был их оградить от всего этого. Разве ты поступил бы иначе?
Даже взяв у них пакетик с наркотиками, я тянул целую неделю. Искал любые предлоги — избегал тебя. Мэйс начинал злиться. Угрозы, все время угрозы — мне казалось, что я схожу с ума. А они повторяли, что это всего лишь тебе урок.
Так я предал тебя. И трусливо сбежал в Шотландию, со всеми материалами для этой проклятой книги. Книги, за которую заплачено твоей работой — твоей карьерой. И кто знает, чем еще? Конечно, я был не в том состоянии, чтобы нормально работать — я понаписал кучу всякой ерунды. Три недели я сидел целыми днями за пишущей машинкой, стучал по клавишам, на листе у меня перед глазами возникали какие-то буквы, слова — но я ощущал себя бездумным механизмом. А теперь, когда Энни мне все рассказала, — теперь, когда я знаю, что они с тобой сделали, я не могу продолжать. Для меня все кончено, Чарльз. Другого пути нет.
Я знаю, как это будет — здесь, в одиночестве, у меня было время все обдумать. Все будет выглядеть как несчастный случай — я уже присмотрел подходящее место. Дождусь темноты, остановлюсь неподалеку — подожду, когда на шоссе никого не будет. Свидетели мне не нужны. Глубоко вдохнуть и на полной скорости войти в поворот; дорога там резко сворачивает направо. Я крутану руль влево. Сквозь ограждение — и вниз по склону. Это будет быстро. Легче, чем я заслуживаю. Из машины все вылетит — все, что относится к этой книге, которую я так ненавижу, которая столько всего разрушила. Вся эта чушь, отпечатанная на машинке, вывалится из машины, и ветер разнесет ее в разные стороны (Господи, сделай так, чтобы они не нашли ни листочка). Машина с грохотом покатится вниз. Если я еще буду в сознании в это время, я буду счастлив. Я буду думать о тебе, Чарльз.