Это вселяло соблазн поступиться физическим поиском в пользу поиска литературного.
Свои книги в коттедже мистер Бергер давно распаковал, но еще не распределил их по полкам. Матушка не была столь завзятой читательницей, как ее сын, а потому обширные пространства незанятых стен у нее занимали дешевые репродукции пейзажей, в основном морских. Места под книги здесь было куда больше, чем в прежнем жилище мистера Бергера, – в значительной мере потому, что коттедж оказался гораздо просторней его съемной квартирки, а для истинного библиофила ничто не представляет ценности большей, чем свободная квадратура, которая, естественно, отводится под хранение коллекционных залежей.
Том «Анны Карениной» мистер Бергер обнаружил на обеденном столе, причем роман, словно сэндвич, обжимали с двух сторон «Война и мир» и «Хозяин и работник. Повести и рассказы» (последний – красивое эврименовское издание сорок шестого года, из-за которого мистер Бергер чуть не поступился «Анной Карениной», поскольку повести классика показались ему занимательней, чем романы). Здравый смысл быстро возобладал, хотя мистер Бергер все же не убирал со стола «Хозяина» – для более вдумчивого знакомства в подходящее время.
Надо сказать, что вскоре «Хозяин» прирос еще дюжиной столь же благословенных томов, из которых каждый ждал дни, а то и недели, чтобы настал его час.
Мистер Бергер сел в кресло и раскрыл «Анну Каренину» («Клубное лимитированное издание», Кембридж, 1951, подписан Барнеттом Фридманом; найден случайно на толкучке в Глостере и куплен за такую смехотворную цену, что мистер Бергер, усовестившись, сделал потом взнос на благотворительность). Он принялся листать страницы и добрался до XXXI главы, начинающейся словами: «Раздался звонок…» Отсюда он начал читать бегло, но кропотливо, проходя вместе с Анной через залу мимо Петра в его ливрее и высоких сапогах, мимо нагловатого кондуктора и уродливой дамы с турнюром, мимо испачканного неприглядного мужика в картузе, пока наконец не наткнулся на отрывок:
«Она хотела упасть под поравнявшийся с ней серединою первый вагон. Но красный мешочек, который она стала снимать с руки, задержал ее, и было уже поздно: середина миновала ее. Надо было ждать следующего вагона. Чувство, подобное тому, которое она испытывала, когда, купаясь, готовилась войти в воду, охватило ее, и она перекрестилась. Привычный жест крестного знамения вызвал в душе ее целый ряд девичьих и детских воспоминаний, и вдруг мрак, покрывавший для нее все, разорвался, и жизнь предстала ей. Но она не спускала глаз с колес подходящего второго вагона. И ровно в ту минуту, как середина между колесами поравнялась с нею, она откинула красный мешочек и, вжав в плечи голову, упала под вагон на руки и легким движением, как бы готовясь тотчас же встать, опустилась на колени. И в то же мгновение она ужаснулась тому, что делала. «Где я? Что я делаю? Зачем?» Она хотела подняться, откинуться; но что-то огромное, неумолимое толкнуло ее в голову и потащило за спину. «Господи, прости мне все!» – проговорила она, чувствуя невозможность борьбы. Мужичок, приговаривая что-то, работал над железом. И свеча, при которой она читала исполненную тревог, обманов, горя и зла книгу, вспыхнула более ярким, чем когда-нибудь, светом, осветила ей все то, что прежде было во мраке, затрещала, стала меркнуть и навсегда потухла».
Мистер Бергер прочел фрагмент дважды, после чего откинулся в кресле и прикрыл глаза. Все это наличествовало там, вплоть даже до пресловутой красной сумочки, которую женщина на рельсах отбросила перед тем, как ее сшиб экспресс, – в точности так же, как Анна отбросила свой мешочек перед тем, как пасть под поезд. Жесты незнакомки перед кончиной и те совпадали с движениями Анны: и она втянула голову в плечи и раскинула руки, как будто смерть явилась к ней в образе распятия, а не железных колес.
Да и память мистера Бергера насчет того происшествия слагалась в аналогичные фразы.
– Боже мой, – пробормотал мистер Бергер, оглядевшись по сторонам. – Может, инспектор действительно прав, и я провожу слишком много времени в компании романов. Иначе как может человек видеть сцену из «Анны Карениной», которая точь-в-точь воспроизводится на железнодорожном участке Эксетер – Плимут!