Последняя нота умерла в запинке, Себастьян поднял взгляд и увидел ее.
– Это было замечательно, – сумела выговорить Сара. – Я даже не предполагала, что пьеса может так звучать.
Себастьян улыбнулся:
– Моя мать всегда говорила, что будь я хотя бы наполовину столь же трудолюбивым, как одухотворенным, то стал бы лучшим пианистом в Англии. – Он пробежал пальцами по клавишам. – Я не играл много лет.
Сара проглотила ком, застрявший в горле.
– Когда я играла, вы, наверное, думали… – Она умолкла, вспомнив, зачем пришла. – У меня кое-что есть для вас. – Она вложила ему в руку флакон. – Я нашла его сегодня, пока занималась покупками. Я видела флакон мистера де Лента на пароходе, а когда он пытался… мной овладеть, я чувствовала его запах. Думаю, я не могла бы его забыть, если бы даже захотела.
Сдвинув брови, Себастьян смотрел на флакон, потом его лицо прояснилось.
– Это его одеколон?
– Да. Теперь ваш план наверняка удастся, потому что у вас есть все, что требуется.
– Благодарю вас, – сказал он, но для нее это прозвучало как прощание.
– Не за что, – ответила Сара и выскочила из комнаты, чтобы он не видел ее слез.
Она пробежала через портего в свою спальню, захлопнула дверь и упала на кровать. Почему она думала, что может чего-то добиться? Как могла обманывать себя, что ей нужен только шанс? Пропасть между ней и Себастьяном никогда не перескочить, за ним поколения джентльменов и леди.
Прошлой ночью Себастьян не попросил ее остаться, поехать с ним, когда он покинет Венецию. Почему? Что неправильно? Этот вопрос таился в уголке ее памяти, но музыка побудила Сару взглянуть правде в глаза. После всех торжественных заявлений Себастьяна по поводу ее достоинств, после нежности, которую он выразил в Сан-Микеле, она недостаточно хороша, чтобы стать кем-то большим, чем временная любовница. И тогда она была бы куртизанкой. В общем, ей нужно покончить с иллюзиями насчет жизни, которую она могла бы иметь. Она поднимется настолько, насколько позволено женщине с ее происхождением и хорошими манерами. И она будет довольна.
Но при этой мысли Сара по-настоящему зарыдала, и прошло много времени, пока она вышла наконец из своей комнаты, чтобы смело встретить остаток дня и свое будущее.
Глава 21
Сара с изумлением оглядывала портего, не веря, что такое можно было создать всего за три дня. Она пригласила профессиональных оформителей, но чтобы так быстро…
Холсты с египетской фресковой живописью закрывали стены между искусственными колоннами, разрисованными орнаментом из лотосов. Обнаружив, что невозможно достать настоящие цветы лотоса, Сара вспомнила о пристрастии Себастьяна к лилиям и заказала их целый сноп. Теперь они висели повсюду, наполняя воздух своим ароматом. Букеты были привязаны к каждой колонне и украшали каждую дверь, красные и оранжевые гирлянды качались на потолке из темно-синего шелка, который струился до пола в одном конце портего.
Эта стена шелка, идея Себастьяна, отгораживала конец портего, выходящего на канал, от остального помещения, образуя внутри нечто вроде громадного неосвещенного шатра. Для главного развлечения, как объяснил Себастьян.
Она спустилась по лестнице в приемный зал, оформленный столь же экстравагантно. Бальные туфли скользили по холодному мрамору, тяжелые, расшитые бисером юбки волочились за ней. Сара добавила единственное украшение – две оранжевые лилии. Одна была вплетена в замысловато уложенную прическу, другая прикреплена к правому запястью над короткой белой перчаткой. У подножия лестницы Сара надела гладкую белую маску с изящной окантовкой черной сурьмой вокруг глаз.
– Сара.
Повернувшись на восхищенный вздох, она увидела Себастьяна, который появился из двери, ведущей в кухню, чтобы встретить ее. Он был опять в своем магометанском костюме, но больше современником египтянина, чем мавра, с руки свисала маска. Сраженная его красотой, как часто с ней бывало в неожиданные моменты, Сара улыбнулась ему, подавляя боль желания и скорой потери. Сегодня последняя ночь, на которую она может рассчитывать. А потом, кто знает, что будет дальше?
– Сеньор Гуэрра.
– Полагаю, я должен называть вас более экзотическим именем, чем Сара, – сказал он, надевая маску.
– Я знаю имена только двух египетских женщин, – призналась она. – Но вряд ли вам стоит называть меня Клеопатрой или Нефертити.
– Тогда поищем имя в арабском гареме. Лейла? Зара? – Он протянул ей руку, продолжая глядеть на нее.
– Я думаю, Зара, – весело сказала она, беря протянутую руку. – Оно звучит совсем знакомо.
Входные двери распахнулись, дожидавшийся слуга ударил в гонг, и дворецкий Гарца объявил два имени.
– Кажется, начали прибывать наши гости, – заметил Себастьян.
– Тогда давайте встретим их.
Сара улыбнулась ему, чувствуя легкую дрожь восторга от мысли, что это ее первый настоящий прием.
Гости прибывали, сначала тонкой струйкой, затем потоком. Мужчины в коронах фараонов и плиссированных юбках сопровождали женщин в тиарах, увенчанных коброй. Черноокие Клеопатры с Цезарями и Антониями, арабские наложницы, улыбавшиеся из-под вуалей шейхам и эмирам. Среди моря одетых в белое египтян, римлян и магометан Сара выглядела как сапфир в оправе из жемчугов. Ее провожали взглядами, куда бы Себастьян ни вел ее, и она знала, что наблюдатели удивлены, даже восхищены элегантной женщиной рядом с их хозяином. Под защитой маски Сара чувствовала себя значительной, утонченной, каждого гостя приветствовала любезным кивком или приятным словом.
Когда минуты перетекли в час, комнаты были уже переполнены. Она даже не подозревала, что Себастьян – или сеньор Гуэрра – знает стольких людей в Венеции. Она слышала итальянский, французский, немецкий, английский, все сливалось в неразборчивый гул.
– Кто они такие? – спросила она, когда Себастьян поприветствовал по крайней мере сотого гостя.
– Последние две недели я провел не только в компании де Лента. Мои набеги в местное общество поспособствовали тому, что даже пуританин – турист или постоянный житель, – который страстно желает доставить себе эксцентричное удовольствие, сможет удовлетворить свое желание.
Сара никогда еще не видела таких приемов, ни в свою бытность горничной Мэгги, ни компаньонкой леди Меррил, ни даже в обществе Себастьяна.
– Вы очень рискуете, – сказала она, когда они миновали певца, исполняющего любовную песню.
– Я знаю, – с удовлетворением ответил Себастьян. – Атмосфера безукоризненная. Теперь я жду безукоризненный момент. – Он бросил на нее многозначительный взгляд и сменил тему. – Кажется, тут все довольны. Идемте наверх. Танцевать, конечно.
Сара улыбнулась, вспомнив их первый танец.
– Не пропущу ни за что на свете.
В комнате, служившей бальным залом, уже кружились пары, и Себастьян, прямо у двери ловко развернув ее в танцевальную позицию, без промедления начал вальсировать.
– Мой дорогой сеньор Гуэрра, – сказала она, чувствуя знакомое покалывание от их близости, – вы превосходный танцор.
– Это одно из нескольких преимуществ легкомысленной жизни, – ответил Себастьян с притворной скорбью.
Но в шутливых словах был некий подтекст, словно они напомнили ему времена, которые он хотел забыть, а в глазах, устремленных на нее, было хорошо знакомое желание, казалось, никогда его не покидавшее. Сара знала, что ее глаза выдали быструю реакцию ее тела, но ей было все равно. Она больше не компаньонка, пытавшаяся одной рукой хвататься за свободу, а другой – за респектабельность. Теперь она неприличная любовница, а счастлива, как никогда в жизни.
Рука Себастьяна, лежавшая на талии, держала ее слишком близко, и она улыбнулась, подняв голову, чтобы их губы разделяли только маски. Без обручей кринолина ее ноги во время танца прижимались к его ногам, она упивалась ощущением его тела, непристойностью подобного контакта в общественном месте, жаром, медленно воспламенявшим ее тело.