Все кроме одного, смотрящего на нищего непрестанно из противоположной стороны зала.
Но терпению аристократии всё же пришёл конец. Пьяница покачнулся вперёд и исторг из себя поток отвратительной рвоты. Все сидящие по близости подскочили моментально, и вот только тогда зал ожидания разорвался от неудержимого гвалта возмущения. Кто-то сразу устремился за полицией, запричитал, кирие заохали, пряча глаза, но эта картина уже плотно отпечаталась у них в памяти.
Сцена могла бы длиться ещё долго, но тут невзрачный на вид мужчина, одетый в чёрный длинный плащ, поднялся со своего места. По какой-то необъяснимой причине, он отвлёк внимание людей на себя. В его неспешной и властной походке скрывалась хромота, он использовал тонкую чёрную трость в качестве опоры. Постукивая по плитке на полу, она предавала ему ещё больше таинственности. Мужчина, подошёл к нищему, который, видимо, не справившись с равновесием, уже лежал прямо рядом со зловонной лужей. Человек в чёрном вдруг, к удивлению всех собравшихся, опустился на одно колено, и, свободной от трости рукой, извлёк из кармана платок, протянув его пьянице. Не выказав ни капли брезгливости на своём ровном и ничем непримечательном лице, он заглянул прямо в глаза бедняку.
— Пойдёмте со мной на свежий воздух. — Его голос был глубоким и гортанным, манера речи — ровной и спокойной. — Он поможет вам оклематься.
Бродяга, ещё не придя в себя, никак не мог понять, что от него хотели, но вид благородного кириоса, вставшего на колено подле него, моментально произвёл впечатление и вызвал у него неконтролируемое чувство доверия. Словно случай сам дал знак — ещё не канула в бездну вся человеческая доброта. Он принял у кириоса белоснежный платок, утерев остатки слюны с губ и небритого подбородка.
Странный мужчина помог бродяге подняться с пола. Когда тот, стоя на ватных ногах, протянул ему платок назад, кириос лишь кротко покачал головой, ничего не произнеся вслух.
Держа его под руку, сам опираясь на трость, человек в чёрном повёл его наружу из вокзала, туда, где гудели северные ветра. Никто из присутствующих не проронил ни слова, не попытался никак прокомментировать поведение незнакомца. Они ещё недолго смотрели за ним вслед, но не нашли в себе смелости ни восхититься им, ни осудить.
Мужчина вывел бродягу из вокзала и остановился с ним на углу небольшой площадки под козырьком крыши. Затем он вытащил из кармана своего плаща портсигар, инкрустированный аквамариновыми камнями, лёгким изящным движением раскрыл его и протянул бедняку.
— Газету, кириос? — донёсся сломанный осипший голосок.
Обернувшись, человек в чёрном встретился взглядом с худым мальчиком, одетым в потёртую синюю курку, и давно уже прохудившиеся ботинки, которые точно никак не спасали в такую холодную погоду. В руках он держал с полдюжины «Фантасмагорий».
Незнакомец смерил мальчишку долгим задумчивым взглядом. За всё это время его лицо так и не выразило ничего, походившего на эмоцию, лишь глаза, при внимательном рассмотрении, выдавали неугомонную бурю самых разных мыслей и чувств, но кто в наши дни смотрит в глаза человека?
— Давно здесь стоишь? — спросил незнакомец у мальчика.
— С самого утра. — Ответил он, прочистив горло. Кажется, голос он сорвал уже давно.
— Каждый день?
— Да. — Ответил он. — Мне ещё повезло, возле вокзала много людей. Чаще всего их раскупают до вечера, пока ещё не так холодно. Сегодня только что-то никак…
— Иди домой, — посоветовал мужчина.
— Нет, нельзя. Я должен продать газеты и отнести выручку в редакцию, иначе не получу плату. Хозяин разозлиться.
Кириос прищурился, бросил беглый взгляд на бродягу, который только сейчас осмелился вынуть себе сигарету из портсигара, и теперь стоял с потерянным видом, ожидая, когда ему предложат огня.
Человек в чёрном протянул мальчику свою трость, явно поняв, что от пьяницы было нерационально требовать даже такой мелочи.
— Подержи, — попросил он всё тем же серым голосом.
Мальчик испуганно схватил трость, и заворожённо уставился на круглый чёрный набалдашник. Чуть ниже его шёл рифлёный металл, чтобы было удобнее держать трость, зажав её в ладони, вот только мальчику всё равно показалось, что ручка была какой-то странной.
Порывшись в кармане вновь, незнакомец протянул мальчишке бумажную купюру, при виде которой у него открылся рот. Ста талантов могло бы хватить и на завтрашний день.
— У меня нет сдачи! — воскликнул тот испуганно, прыгая взглядом с кириоса на трость, с трости на купюру, с купюры на кириоса.
— Бери. И иди домой. — Спокойно произнёс мужчина.
Он протянул руку, вытащив из пальцев мальчика свою трость, вновь опершись на неё, и вложил бумажку в нагрудный карман его куртки. Затем забрал из невольных рук оставшиеся газеты, сложил их в трубочку и убрал куда-то внутрь своего плаща.
— Постой, — окликнул его мужчина, одновременно с этой фразой чиркая спичкой и поджигая сигарету бродяги. Мальчик, готовый бежать прочь, тут же остановился, вновь воззрившись на удивительного кириоса. — Куришь? — спросил он кратко, на этот раз зажигая сигарету уже для себя. Только сейчас мальчик нашёл в себе сил поразиться тому, как быстро незнакомец орудовал различными предметами, даже с учётом того, что одна его рука была занята тростью.
— Нет, — покачал тот головой.
Зажав сигарету в губах, человек в чёрном покивал, словно одобряя ответ.
— Тогда бери, — сказал он в следующее мгновение, вынимания сигарету изо рта, а другой рукой, с тростью, зажатой меж средним и безымянными пальцами, протягивая ему плоский длинный свёрток.
Сделав неловкий шажок навстречу к кириосу, мальчик понял, что тот протягивает ему плитку шоколада. Улыбка расцвела на лице ребёнка, слишком рано познавшего горечь лишений, чтобы как следует успеть распробовать сладости детства.
— Спасибо вам! — воскликнул он, приняв подарок.
— Уже ночь пала, — невесело произнёс человек, оглядывая сгущавшиеся сумерки, — беги домой. Спокойных снов. — Сказал он, только на этот раз его голос едва уловимо похолодел.
— Спасибо! — повторил мальчик снова, как можно быстрее поспешив скрыться подальше от этого странного незнакомца.
Лишь докурив сигарету до середины, и восхитившись невероятному качеству табака, бродяга, наконец, нашёл в себе силы заговорить. Его хриплый голос звучал неуверенно, язык заплетался, да и сам он был слишком сильно потрясён всем происходящим на его глазах, хотя, скорее всего, уже и забыл о мальчике, торговавшем газетами.
— Да кто ж ты такой? Ты гляди: меня так просто не провести! Богач, что ли, да?
Незнакомец заговорил далеко не сразу, с удовольствием смакуя сигарету, и выпуская из ноздрей струйки густого дыма. Сколько бродяга ни вглядывался ему в лицо, он так и не сумел запомнить ни одного яркого признака, ни одной выразительной черты. Кириосу могло быть как тридцать лет, так и пятьдесят, ничто не выдавало в нём ни его профессии, ни его происхождения.
— Меня зовут Никто. — Произнёс, наконец человек в чёрном. — Я не богат. У меня есть деньги, но нет права тратить их на себя. Я решил вам помочь, потому что я знаю цену жизни, и я знаю, что бывает с теми, у кого она не стоит и гроша. — Он оглядел глазами площадку возле вокзала. Мальчишки уже и след простыл, а лёгкие хлопья снега всё падали и падали на землю, заметая собой очертания города, превращая всё в бесконечную белую глушь. — Давайте не будем терять времени. Вы хотите выпить?
Бродяга не до конца понимал его, разум всё ещё был мутным, соображать давалось не легче, чем пытаться рассмотреть объявление на соседнем здании сквозь стену снегопада. Хотя, может, будь бродяга трезвым, не лети снег так густо, и умей он читать, это бы помогло ему. Но из всего, что сказал человек в чёрном, он понял только одно — выпивка, поэтому бродяга заулыбался своей щербатой улыбкой, предвкушая празднование за счёт своего доброго покровителя.