Ксения Нихельман
Музыка перемен
Книга первая
Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»
© Ксения Нихельман, 2018
«Только тогда любовь становится поэзией, когда музыка в голове одного влюбленного отзывается песней в сердце второго…»
Максим и Ксения — брат и сестра, их жизни крепко переплелись между собой. Он отравлен запретной, осуждающей любовью, в то время как она, кажется, не любит никого. Но с появлением человека из прошлого изменится все.
18+
ISBN 978-5-4490-4447-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оглавление
Музыка перемен
Часть 1. МАКСИМ
Часть 2. КСЕНИЯ
Часть 3. ПРЕМЬЕРА
Часть 4. МАКСИМ
Часть 5. КСЕНИЯ
Часть 6. МАКСИМ
Часть 7. КСЕНИЯ
Часть 8. ОБ ОСЕНИ И НЕ ТОЛЬКО…
Часть 9. МАКСИМ
Часть 10. СПОР
Часть 11. МАКСИМ
Часть 12. КСЕНИЯ
Часть 13. КСЕНИЯ
Часть 14. МАКСИМ
Часть 15. НАЧАЛО КОНЦА ИЛИ КОНЕЦ НАЧАЛА?
Часть 16. МАКСИМ
Подруге! За то, что была рядом.
Часть 1. МАКСИМ
Сегодня зал настроен по-особому: уже погас свет, но голоса по-прежнему не смолкают, а, наоборот, с явным недовольством нарастал шум. Высушив о сценические брюки вспотевшие ладони, я первым шагнул на сцену, одаривая зрителей широкой улыбкой. «Сейчас грянет музыка, и все умолкнут», — подумал я, дожидаясь своего вступления. Из темноты зала послышались выкрики; кто-то присвистнул, и не в доброжелательной форме. Меня освистывали! Подобное происходит впервые в моей концертной деятельности! За спиной оркестр старается пересилить зрительское недовольство, но получается плоховато. Я застыл с полураскрытым ртом, пропустив вступление и позабыв слова, в то время как желудок скрутился в тугой узел, а испуг медленно начал сковывать тело.
Зал рокотал и возмущался, первые ряды топали ногами, теперь уже свистели все те, кто умеют.
— Гнать его надо со сцены!
— Слышали мы уже твои песни! Да-да, пусть катится отсюда!
— Нам-то не соврешь, мы все чувствуем!
Отовсюду: с первых рядов, последних, с балконов доносились крики безликих зрителей. Я не различал мужские или женские это голоса, они сливались в один злорадный тон. Я хотел было закричать им в ответ: «Что же, черт возьми, происходит?» Но губы не шевелились, в горле пересохло. В надежде я обернулся на музыкантов оркестра, но они продолжали как ни в чем не бывало играть композицию с такой невиданной мощью, словно играли последний раз в жизни. Вдруг в плечо ударил тяжелый тупой предмет, я немного пошатнулся от удара, но удержался, дабы не свалиться в почему-то открытую оркестровую яму. Меня продолжали обстреливать непонятными предметами, и я удивился, что боли при этом не чувствую. Что это такое? Я поднял предмет с пола, им оказалось большое ярко-красное яблоко, аппетитно сверкающее лоснящимися бочками. Зал перестал шуметь, стих и замер в ожидании, музыканты тоже уставились на меня. Сквозь созданную тишину просачивалась еле уловимая, но очень знакомая мне мелодия. Я прислушался. Да, действительно, играла музыка, становясь громче, сильнее, и уже заполоняла собой все пространство. Только сейчас я догадался — музыка раздается из яблока, которое я тут же приложил к уху…
Открыв глаза, первые секунды я щурился, пока они привыкнут к яркому свету. Незнакомая обстановка вокруг, точнее ее отсутствие: голые стены и одиноко торчащая лампочка без плафона на потолке. И эта нескончаемая музыка. Приподнявшись и осмотревшись по сторонам, до меня наконец дошло, что я в своей новой съемной однушке, в которую заехал позавчера. А с прикроватной тумбочки во весь голос разрывается телефон, тут же смолкший.
Первым, что пришло на ум — я проспал спектакль. Черт меня дери! Но в голове закрутились пробуждающиеся шестеренки, и я вспомнил, что сегодня выходной. С облегчением откинулся в постель и поглядел на наручные часы. Десять пятнадцать. Выходит, я проспал всего три часа, и просто-напросто приснился дурной сон. Сны я вижу чрезвычайно редко, но цветные, заманчивые, что порой проснувшись, прибегнув к роскошной фантазии, додумывал сон до конца. Вообще, ночуя на новом месте, я всегда испытываю трудность со сном, также получилось и сейчас.
Снова затрезвонил телефон, и я потянулся к нему, чтобы ответить. Звонила сестра.
— Эй, ты меня впускать не собираешься? — но чуть снизив голос до тревожной интонации, добавила: — Ты не один?
— Ты уже здесь? Все, иду.
Одевшись, я поплелся к входной двери, успев в темном узеньком коридорчике споткнуться о коробку с вещами. Несколько книг и музыкальных пластинок выпали на пол из коробки. Я открыл дверь и впустил сестру.
— Ты чего так рано? К одиннадцати же договаривались.
— Подумала, чем раньше начнем, раньше закончим. Звонок! — Указательным пальцем она указала на дверной звонок. — Не работает. Мне пришлось стучать.
Ксюша прошла в квартиру, чтобы оглядеть мои новые владения. Я позвал ее сюда для оказания бесценной хозяйственной помощи по приведению жилища в благопристойный вид. Квартирка была маленькой, но светлой и уютной, а главное, меблированной. Это моя вторая съемная квартира после вылета из родительского дома.
Сестра вышла на длинную лоджию, которая простиралась во всю длину комнаты и кухни.
— Вид с шестнадцатого этажа предыдущей квартиры мне нравился больше, — с грустью заявила она.
Я подошел к ней сзади и обнял ее, при этом сильно чмокнув в ухо, что она вскрикнула и захохотала. Хоть обоим стукнуло за двадцать — мне двадцать семь, а ей двадцать три — мы продолжали вести себя, как малые дети. Когда сестра родилась, мне было четыре, к тому времени у меня был старший брат, Костя. Возмущаясь, мама до сих пор утверждает, что четырехлетний ребенок не может помнить в подробностях, но я прекрасно помнил все. Уже тогда у Кости были велосипед, потом мопед, мячи футбольные, баскетбольные, волейбольные, настоящие большие теннисные ракетки и лохматый зеленый мячик для игры в него. Я же хотел собаку. Просил ее постоянно, выполняя все, что требовалось от меня. Ходил за мамой хвостиком и просил, просил. На что мама всегда отвечала: «Иди у папы спроси!» Конечно, я шел к папе и спрашивал, а он издевался: «А мама что говорит?» Они дурачили меня, водя по кругу.
Как-то раз я был в гостях у приятеля, мы вместе целую неделю играли во дворе, вернее, горестно наблюдали за другими играющими ребятами. У приятеля был огроменный пес, немецкая овчарка, с большими лохматыми ушами и черным пятнышком на морде. На радостях я прибежал домой и затараторил, что хочу именно такую собаку, однако родители загадочно улыбались и смущались. Мама подошла ко мне, поцеловала в макушку и пригладила мои всклокоченные волосы на голове. «Сыночек, мы не будем покупать собаку! У тебя теперь будет кое-кто гораздо лучше собаки. У тебя будет братик или сестренка!»
Поначалу я сильно расстроился, что не видать мне собаки как собственных ушей. Но как только в доме поселился гугукающий комочек, моя жизнь перевернулась. Даже первым словом сестры стало мое имя: она смешно улыбалась, оголяя пару маленьких зубиков, протянула худенькие ручки ко мне навстречу и пролепетала «Масим».
— Да, тот вид был потрясающим. Весь город на ладони. — Подтвердил я.
Перехватив пару бутербродов, мы принялись за генеральную уборку от самых стен до потолка. Я оглядел внешний вид сестры, в повседневной жизни предпочитающей носить исключительно платья и юбки, добивая свой наряд высоченными каблуками. На сей раз она была в легком платье свободного покроя ниже колена. Закатив глаза и тяжко вздохнув, я порадовался, что родился мужчиной, и мне не дано познать всех тонкостей женской природы. Но опыт побыть в женском обличии у меня имелся. Целых два часа я щеголял в цветастом платье, в наброшенном на плечи платке, в жутком светлом парике и туфлях сорок первого размера, купленных, как сказала сестра, в отделе для бабушек. Я играл Бабса Баберлея в дипломном музыкальном спектакле «Тетка Чарлея». Имея схожую тощую фигуру с сестрой, я лишь осекся, что мне бы подобрать платье из ее гардероба, но никак не предполагал, что она откроет передо мной незыблемый мир нарядов, спрятанный в шкафу.