Как по мне, то за страданиями принца лучше всего наблюдать из окна теплой, уютной комнаты. Сидя на маленьком диванчике, укутавшись пушистым пледом, попивая сладкий капучино. Но я с унынием досиживала последнюю лекцию по уголовному праву. В лекционной тетрадке, которая была у меня одна на все дисциплины, напротив фамилий преподавателей я рисовала смешные карикатуры. Мне было скучно, курс уголовного права я прослушала еще на бакалавре, дважды сдавала экзамен по этой дисциплине, и оба раза на «отлично». Годы обучения на юридическом факультете хотелось обвести черной пастой в календаре.
На дворе стоял конец октября. По-осеннему тепло и свежо. Дождя практически не было. Под ногами шуршала сухая листва. Пахло грибами, а по воздуху летала прозрачно-желтая паутинка.
Сегодня суббота и последний день лекционной недели. Я вышла из университета и вдохнула крепкий, осенний день. Покрепче запахнув пальто, уверенным шагом двинулась вперед. Неделю не появляясь в прокуратуре, я обретала саму себя. Мысли восстанавливались в привычный порядок, а ноги отбивали свободный ритм. Иду на встречу со своей подругой. Вокруг осень, я не любима, дождь не льет на мою любовь слезы, а значит, самое время послушать «Piove». Я привычным движением воткнула наушники.
— Какой красивый! — Я повертела в руке кленовый листок. От солнечного света он казался почти прозрачным, тонкие изящные прожилки сеточкой расползлись по суховатой поверхности. — Посмотри, форма, линии, все идеально.
— Дай, хочу запечатлеть момент. — Даша достала телефон и сфотографировала лист. — Пополняю коллекцию прекрасного.
Мы гуляли в огромном парке. Настоящий кусок нетронутой природы в центре перегруженного гарью и дымом города. Высокие деревья переплетались ветвями между собой и тем самым создавали непроницаемую крышу. День был тихим и задумчивым.
Я облокотилась на деревянный помост. Интересно, сколько человек стояло здесь, на мосту, и думало о своей судьбе? Смотрели на темную движущуюся воду, на охваченный дыханием осени лес, и мечтали что-нибудь изменить. Или, возможно, это любимое место влюбленных — дурачатся, целуются, смеются и радуются, вопреки опадающей листве и улетающим птицам. Наверняка это удивительное место привлекало сотни людей разных поколений, разных национальностей, веры и взглядов, но все они были объединены восхитительной красотой. Деревянные балки моста в некоторых местах позеленели и покрылись мхом. А доски под ногами расширились и превратились в пустые проемы, в которых видна холодная вода. Сколько лет этому мосту?
— Почему люди не совершенны? — спросила я.
— Хороший вопрос. — Даша устроилась рядом со мной, и теперь мы смотрели в одну сторону. — Рано или поздно каждый спрашивает об этом. Разница только в том, у кого спрашивать: у самого себя или у кого-то другого. Сама себе вряд ли ответишь.
— Оглянись кругом. Смотришь и замираешь от восхищения. Тот, кто все это создал, поистине великий. Создать шедевр без единого изъяна. Каждый листок, деревце знают свое место. Даже этот, на первый взгляд, мерзкий мох выглядит чудесно. Эта река, посмотри, у нее есть два берега, есть направление. Она знает, куда ей двигаться, не мечется, не поворачивает вспять, медленно прокладывает предначертанный заранее путь. А люди? Чего-то суетимся, это не то, то не так. То маловато, то велико.
— Сама ответила. Заранее предначертанный путь. Хочешь также, плыви по течению. Отдайся времени, и будь что будет.
Я задумалась. Плыть по течению. Хорошо, когда знаешь в какую сторону.
— А если нет, то во всю силу греби руками против него. И кто знает, может, выйдет толк. Только трудно одному идти не со всеми, но ты справишься. — Она подмигнула мне. — Как дела в прокуратуре? Криминальный мир погребен?
— Ага, заживо. Вместе с моей волей и способностью рационально думать. Скажи, вот мы с тобой вместе поступили на юрфак. Выпустились, скоро закончим магистратуру. У тебя уже есть работа, у меня тоже должна быть, скоро. Но! Что дальше?
— Выйдем замуж, нарожаем кучу детишек. Детские сады, школы и все прочее. Разве не так? — Даша пожала плечами. — Общепризнанная модель среднестатистического человека. Ипотеку будешь брать?
Я засмеялась. Даша работала в государственном многофункциональном центре. Пенсии, пособия, ипотеки, материнский капитал: все проносилось мимо нее конвейером. Социально-бытовые склоки породили ужасное чудовище, которое с каждым днем разрасталось и становилось прожорливее. Оно хотело крови, много крови. Чудовище поедало человечество. Вгрызалось в сочную сердечную плоть острыми клыками, упиваясь приторно-сладким вкусом доброты, сочувствия и скромности. Объевшись, оставляло после себя грязь и мерзопакостную слизь хладнокровия, жестокости и безразличия. Тот, кто оставался не съеденным, попадал в тянущиеся, склизкие цепи, барахтаясь, терял силу и погибал, не способный сопротивляться.
Однажды Даша сказала мне интересную вещь. «Я смотрю на вымышленные семьи, где каждого объединяют только квадратные метры, унитаз и интернет. И я боюсь, что со мной произойдет также. Все обесценилось и потеряло главную суть». Я же помогала прокурорским работникам рассматривать жалобы граждан, где отец просил посадить в тюрьму сына; составляла исковые заявления о разделе имущества бывших супругов, о взыскании алиментов на детей, о лишении родительских прав. За спиной чувствовалось вонючее сопение чудовища, подкрадывающегося ближе и ближе.
— У нас есть в коридоре один кабинет. В нем работает человек семь или восемь, а стена, соединяющая кабинет с коридором, полностью стеклянная. Недавно я шла мимо этого аквариума и увидела страшную картину. Уткнутые носом в мониторы несчастные люди, не отрываясь, били пальцами по клавиатуре. Докладные, отчеты, печатают, исправляют ошибки, снова печатают. И так каждый день. Двигают коробки с бумагой с одного угла в другой. Кипятят чайник, пьют чай, опять что-то передвигают, кипятят. Адский круговорот. Мне стало страшно, до мурашек. Получить жизнь и провести ее в душном кабинете два на два. — Несмотря на теплый день, я поежилась. От сказанных слов.
— Если вернуть пять лет назад, ты пошла бы на юрфак? — Даша отняла у меня листок и кинула в воду. По водной поверхности расплылись еле заметные круги.
Немного подумав, я ответила:
— Нет.
— Серьезно? — Она удивленно посмотрела на меня.
— Вполне. Ты тоже юрист. Вот как юрист скажи юристу. Как с раннего детства понять, что ты прирожденный юрист? — спросила я.
— Не знаю. Наверное, призвание. Точно сказать не могу.
— Призвание — жизненное дело, назначение. Все просто. Дети играют в понятные профессии: учителя, врачи, повара. В юристов не играют. Дети даже не представляют, что это и с чем едят. Ты играла в юриста? Да и разве в него можно играть? Представляю себе мальчугана с чемоданчиком, предлагающего оформить детский договорчик детской купли-продажи.
— Логично. Врач лечит, учитель учит, повар варит. Если не призвание, тогда что?
Я не могла ответить, что меня толкнуло в кромешную тьму собственной бездны.
— Спроси у Макса. Он тебе ответит, — посоветовала подруга.
— Не ответит. У Макса не призвание. Музыка и есть его жизнь, его свет и воздух. Бог все вложил в него сразу, дал направление и расставил повсюду указатели, как этой реке. Без музыки он умрет. Это редкий дар.
— Он все также, ну это, самое? — Даша застенчиво спросила.
— Да, и все также одинок.
— Да-а, — протянула она на выдохе. — Как ни крути, а от одиночества не спастись.
Я посмотрела на подругу. Мы вместе учились в школе, сидели за одной партой, одинаково выбрали профессию. И одинаково искали смысл жизни. Сейчас в эту минуту она была похожа на девушку с журнальной страницы: высокая, красивая, стройная. Грациозная рука, придерживает голову за подбородок, темные волнистые волосы рассыпаны по плечам, а в грустных глазах отражается речная гладь. Как она может быть одинока?