— Здорово. Павел заслужил. — Я была рада за него, но стало грустно, что он уйдет от нас. За советом, помощью и просто добрым словом я обращалась именно к нему. На самом деле, мне было грустно от того, что хорошо общалась я только с Надей и Пашей, значительно старше меня и Нади. Больше приятелей в прокуратуре не было, и Удальцов с нездоровым интересом ко мне был не в счет. — Будет его не хватать. Печально, что старый коллектив постепенно распадается.
— Да, грустно. Но не в этом дело. Освобождается место. Ты это понимаешь?
— Естественно!
— Я хочу, чтобы освободившееся место заняла ты.
— Я?
— Да. Я хочу сделать так, чтобы эту должность заняла ты, — повторил он.
— Но как же? Как же резерв, как же диплом магистра? Это же распоряжение генеральной! Это невозможно. Невозможно обойти правило.
Удальцов повернулся ко мне спиной. Он молча смотрел в окно. Я не знала, что и думать. Меня поразило его желание. На минуту мою голову посетила мысль, если я ему действительно не безразлична, пусть не в романтическом смысле, а в профессиональном, как специалист? Но так ли это?
— Скажи, ты готова сейчас занять эту должность? От тебя требуется только один ответ: да или нет! — Начальник был настойчив и тверд.
— Я… Не знаю. Да, скорее всего, да. — Внутренне я не была готова, все происходило слишком быстро. Я ждала этого предложения больше года. И вот теперь от меня требовался ответ, одно слово, которое решит мое будущее. — Но как?
— Не думай об этом. Об этом позабочусь я. — Его голос перестал быть твердым. — Только при одном условии!
— Да?
— Я хочу чаще слышать твой голос.
Звонок. Мой телефон. Максим. Слава небесам!
— Извините, мне нужно выйти, ответить, — на одном дыхании выпалила я и кинулась прочь.
Удальцов явно остался разочарованным в происходящем. Я спустилась на первый этаж и вышла из прокуратуры. Состояние такое, что меня сначала сбил трамвай, а потом тащил несколько километров за собой. Замечательно, меня сегодня действительно чуть не сбили. Ох, лучше бы сбил!
— Что случилось? — Макс передал мне коробку.
— Ты чем слушал? Я же сказала бежевые! А это коричневые!!! — Что-то слишком многовато на сегодня дальтоников. — Вот к чему они?
— Какая разница? Кто заметит-то? Кто вообще смотрит на цвет? Не босиком же идешь!
— Сегодня пришлось и босиком. Не понимаю вас, мужиков, говоришь одно — делаете другое. Хочешь, чтобы все было так, а у вас все через одно место!
— Выкладывай! — приказным тоном сказал брат.
С чего начать? С того, что меня хотят взять на работу, или с того, что чуть не умерла с Тициано Ферро в ушах. Решила начать с худшего.
— У нас место освободилось. Хотят взять меня.
— Серьезно? Слушай, это же отлично. Ну, улыбнись ты! — Макс взял меня за подбородок и внимательно посмотрел. — Ты не рада?
— Почему? С чего ты взял?
— Не обманывай меня! Я тебя знаю. Что произошло?
— В общем, Удальцов сказал, что это он хочет меня на эту должность. И именно он позаботится о том, чтобы меня взяли.
Повисла тишина. В машине надрывался только приемник.
— Почему молчишь? — Я надеялась, брат первым выскажет то, что сама боялась произнести вслух.
— Ты ведь сама знаешь.
Знала, но слова застряли в горле.
— Придется отблагодарить его. За каждый подарок приходится платить. — Брат немного помолчал, потом добавил: — Все зависит от того, что ты сама к нему чувствуешь! Если он тебе нужен, радуйся. Если нет, не вижу смысла продолжать дальше. Просто откажись и все, действуй по старому плану: получай ходатайство прокурора, в резерв и на работу. Если хочешь знать мое мнение, то лучше отказаться.
— Год в трубу вылетит, к чертям! Эти последние пять месяцев меня совсем извели. Я не знаю, как поступить! Да, он мне нравится. Я о нем думаю. Его присутствие меня волнует! Но это аморально! У него жена! И он не разводится, если чувствует ко мне нечто большее, чем обычное плотское желание! Разве я не права?
— Права. Конечно, права. Я полностью тебя поддерживаю. Поэтому и говорю, что вся ситуация будет сложной для тебя. Ты не такая. Согласишься, он потребует расплатиться, ибо он не даром делает такой широкий жест. А ты не сможешь, пусть и он тебе не безразличен. Была бы другой, то его жена не была бы ему женой.
— Я не хочу быть как все. — Я покачала головой. — Может, мы зря так о нем думаем? И он хочет себе в команду хорошего специалиста, вот и все. Никакой романтики. Как тебе такой вариант?
— Может быть. Не будем о плохом. — Макс кивнул в знак согласия и поцеловал меня в макушку. — Все образуется! В любом случае принимать решение тебе, к моему мнению ты можешь только прислушаться.
— Спасибо. Я знаю.
До конца рабочего дня оставался час. Иван Николаевич попросил меня помочь ему со статистикой. Статистика — кошмар наших дней. Целая груда статистических карточек, отображающих полное движение уголовных дел. И каждую карточку необходимо проверить на достоверность. Унылая и утомительная работа. Неудивительно, что Удальцов позвал на помощь, — один он бы и до утра не справился.
Я глянула на часы. Половина девятого. Время пролетело незаметно. Постепенно работники этажа разошлись по домам, и мы с Удальцовым остались одни на этаже. Чтобы немного размяться, я встала и подошла к окну. Наши окна выходили в центр города. Наступала осень, и темнеть стало на улице раньше. Уже зажглись уличные фонари, у жильцов из соседних домов в окнах загорался свет. Мне нравилось это время суток. Не сумерки, а то, что позже. Сумерки наводили на меня грусть, казалось, что в этот часовой переход между днем и вечером мир замирал в ожидании чего-то. Все покрывалось прозрачной дымкой и не шевелилось, будто зависало на паузе. С окна открывался красивый вид. Я облокотилась на широкий подоконник и разглядывала вечернюю улицу. Машины, прохожие, все спешили, но уже с работы домой. Другая спешка, однако такая приятная в отличие от утренней безудержной гонки на работу.
В отражении окна я заметила, как Удальцов приблизился ко мне.
— Красиво! — Он смотрел через мое плечо в окно.
— Да, очень. Вечернее и ночное время — это мое время.
Мужчина вопросительно посмотрел на меня. Я улыбнулась.
— В том смысле, что люблю это время суток. Вечерние прогулки под горящими уличными фонарями, ночное звездное небо. Оно волшебное. Вы часто смотрите в небо?
— Нет, не часто. С города его совсем не видно. Мешают высотки, из-за этого ночное небо слишком высоко. Я смотрю, ты романтик.
— Почти. Вы верите в примету: если упадет звезда, и за эту секунду успеть загадать желание, то оно сбудется?
— Какая ты глупая! — Удальцов мягко засмеялся. — Не звезды исполняют наши желания, а люди! — Вдруг его руки оказались на моих бедрах. — Если тебе так лучше, загадай сейчас желание. Я исполню его. — Еще секунда, его губы на моей шее, руки постепенно поднимались выше.
Невероятным усилием я дотянулась до края стола, где лежала кипа карточек, и скинула их на пол. Проверенные перемешались с непроверенными. Я одним разом убила многочасовую работу и пылкую страсть своего товарища. Карточки собирали в полном молчании. Теперь вряд ли я буду выполнять обещание много говорить. А после я быстро сгреблась и побежала на автобус без оглядки. Максим, как всегда, прав, необходимо отказаться.
Часть 6. МАКСИМ
Мюзикл «Ромео и Джульетта» мой любимый. Старая, заезженная история о двух сумасшедших влюбленных была рассказана новым для зрителя языком. Больше не звучала разрывающая душу музыка Нино Рота, мужчины скинули обтягивающее трико, а Ромео и Джульетта заговорили на французском либретто, написанном Жераром Пресгурвиком. Второй после «Нотр-Дам де Пари» мюзикл, имевший оглушительный успех. Конечно, кто же, как не французы, смогли лучше всех спеть об истории любви двух итальянцев, написанной англичанином?
О том, кому играть роль Ромео, у режиссера не возникло вопроса. Естественно, она досталась мне. Сказать, что я был на небесах от радости, не сказать ничего. Мюзикл был пересмотрен тысячу раз во всех формах перевода и с разным актерским составом. Идея, превратить актеров в шахматные фигуры — черных и белых, а Верону в шахматное поле битвы, мне казалась верхом мастерства. И сама судьба приготовила для меня подарок — сыграть любимого героя. Черный костюм сидел как влитой. Но петь пришлось на русском, о французском языке ни шло и речи, хотя, потрудившись, наверняка я бы справился. Такая подача мне совсем не понравилась, искажался первозданный замысел. Ну и что, что в зале сидят русскоговорящие зрители? Разве это им мешает слушать музыку на иностранном языке, например по радио или по телевидению?