Выбрать главу

- У меня заныли кости, значит, жди дурного гостя[1], - сказал он за обедом советнику, разливавшему дивную мальвазию по бокалам.

- Дурные гости уже здесь, господин бургомистр, - ответил советник, - крысы. По их вине у вас случилась ломота в костях. Наш лекарь говорит, что все болезни от тяжких дум и печалей. Вон у господина судьи тоже случилось расстройство пищеварения после того, как мы вызвали крыс на суд, а они не явились. И знаете, скажу вам по секрету, я не уверен в том, что они прочли приговор, который мы вывесили на двери суда. Так что поберегите себя, война только начинается, успеем еще поволноваться.

- Да уж, - вздохнул бургомистр, отрезая изрядный кусок утиной грудки там, где корочка позажаристей.

 

- Если вы ...эээ ...

- Клаус, господин бургомистр,

- Да, Клаус, если избавите Гаммельн от этих исчадий ада, то я лично выдам вам столько золота, сколько сможете унести, - он бросил быстрый взгляд на гостя: тот был тощ, как жердь.

Такой и хороший тугой кошель не поднимет - надломится, так что городской казне ничего не грозит

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Мне не нужно золота, взамен я заберу несколько человек. Только тех, кто согласится разделить со мной дорогу и научиться моему ремеслу.

Бургомистр задумался, буравя Клауса налитыми кровью глазками. Просьба была странной, хотя... золото останется в казне, а среди семей бедняков наверняка найдутся те, кто с радостью избавится от лишних ртов.

Да и горожане вздохнут спокойно: ни крыс, ни голытьбы. Лучше и не придумаешь!

- Согласен, - решился бургомистр.

Весть о крысолове мигом разнеслась по городу, и на площади перед ратушей собрались горожане. Клаус медленно прошел сквозь толпу, миновал площадь, извилистые улочки вывели его к городским воротам – люди следовали за ним, почтительно держась на расстоянии. Он вышел на дорогу, которая начиналась сразу у ворот, присел на корточки и засунул руку в мешок, поглаживая лиру - та отозвалась мягким шепотом прикосновения. Так умеют прикасаться только кошки и влюбленные - и те и другие приходят в темноте, когда уже не разберешь: то ли слышишь, то ли осязаешь.

Клаус колебался. Лира была слишком нежна для крыс и чересчур утонченна для сытого розовощекого Гаммельна.

"Пусть будет флейта", - решил он, и золотая лира превратилась в серебряную флейту.

Клаус вытащил ее из мешка и заиграл.

- Да он просто шут! - послышалось из толпы, - кривляка балаганный!

- Хочет с крысами плясать!

- Наверное, и леденцов заготовил...

- И одежки такие же, как у шута. Я видел в Кельне похожего болвана: нацепил на свинью пестрые лоскутья и возил по городу в повозке.

- Смотрите! - звонкий женский голос перекрыл всеобщий смех, - крысы! Спаси, Господь, они идут строем, как солдаты!

Флейта взвизгнула по-крысиному, флейта засмеялась, как бес. Музыка горела адовым пламенем, пустыми глазницами чумы заглядывала в душу, стонала ночными кошмарами, отзывалась гулкими шагами мертвых в заброшенных склепах, выла голодными оборотнями, шептала сухими губами в предсмертных муках, звенела колокольчиками на шеях прокаженных.

У людей заложило уши - они зажимали их руками, а из ушей и носа текла кровь. Были среди них и такие, кто упал на землю, корчась в судорогах. Испуганная визжащая толпа бросилась к воротам, едва не снеся их.

- Дьявол! Это дьявол! - кричали горожане.

Черное крысиное море потекло через городские ворота на дорогу. Крысы шли рядами, поднявшись на задние лапы. Клаус направился к реке, продолжая играть, а крысиная армия послушно следовала за ним. Он чувствовал подступающую к горлу тошноту от мерзости, которую ему предстояло совершить. Живое должно дышать, даже если это гадкая черная крыса. Живое не должно быть погребено под толщей воды, как эти зверьки, и под мрачными сводами царства мертвых, как Она. Та, ради которой он ищет души, находит, и... отпускает на свободу, будучи не в силах завершить начатое. А потом проклинает себя за трусость, за слабость, за то, что Она ждет годы или века... он не помнит - давно потерял счет времени.

Клаус подошел к реке Везер и вошел в воду.

"Не оборачиваться, не думать, только играть! Играть, пока от моей дьявольской музыки не лопнут мои же барабанные перепонки, пока из ушей не потечет кровь. Играть! Последняя попытка - другой не будет, сегодня или никогда..."

Музыкант скрылся под водой и зашагал по дну. Крысы вошли в воду - передние ряды тонули, их сменяли новые, а Клаус все играл...