.... Пройдя несколько миль по дну реки, он вышел на берег только тогда, когда последняя крыса захлебнулась речной водой. Вышел и упал без сил, а уставшая флейта превратилась в лиру, но победное золото не вернулось. Дека вспыхивала красными искорками и трепетала, словно загнанный на охоте олень. Три струны лопнули и свернулись, дрожа, как пальцы уставшего музыканта. Клаус проспал до вечера. Проснувшись, отправился в Гаммельн.
Он шел по пустынным улицам. Город притаился за плотно закрытыми ставнями, матери закрывали детям рты, чтобы они не плакали, заслышав стук башмаков дьявола, и вешали распятия на двери. Клаус подошел к зданию ратуши, его встретила толпа. Все мужчины от подростков до стариков собрались на площади. Руки с побелевшими от напряжения костяшками сжимали рукоятки освещенных в церкви ножей и древки факелов: аду - адово, огонь!
- Убирайся из Гаммельна, дьявольское отродье, - пискнул бургомистр из-за крепких спин горожан. Выйти навстречу Клаусу он не решился.
- У нас был уговор, - напомнил Клаус, - я свою часть выполнил, теперь дело за вами.
- Ты ничего не получишь! - закричали мужчины, - убирайся в преисподнюю!
Из толпы выскочили подростки, у каждого в руках - куртка с завязанными рукавами, наполненная камнями. Первый камень шлепнулся у ног Клауса, второй - чиркнул острым краем по щеке, брызнула кровь.
- Я безоружен, - крикнул Клаус и отступил на несколько шагов.
Мешок с драгоценной лирой он спрятал за спину, держа его одной рукой и прикрывая лицо другой.
- Не бейте меня, люди! Я спас город от голода и чумы!
- Изыди! - священник выступил из толпы, протягивая руку с распятием.
- Я не сатана! Мне просто нужны были спутники!
Камни градом посыпались на него, Клаус с трудом успевал уворачиваться. Он побежал, толпа бросилась за ним. Свист, крики, всполохи факелов на темных стенах - безумный гон дикого зверя. Мальчишки оказались проворней взрослых, они догнали Клауса первыми и начали состязаться, кто ударит камнем побольней. Музыкант споткнулся и растянулся на мостовой, долговязый рыжий паренек хрипло вскрикнул и занес булыжник над его головой. И в этот момент Клаус увидел церковь, дверь была открыта. Изо всех сил он пнул долговязого, вскочил, в несколько прыжков взлетел по ступеням церкви, ворвался внутрь и захлопнул дверь. Мальчишки бросились за ним.
- Остановитесь! - прогремел над толпой густой баритон священника, - каждая душа, даже заблудшая, неприкосновенна в доме божьем! - и добавил в наступившей тишине:
- Будем ждать, когда он выйдет.
Клаус скорчился на каменном полу, его окружали тени, как тогда, когда он спускался в сумеречное царство. И у него было другое имя - легкое, как ветерок Эллады в жаркий полдень, и золотистое, как свет, которым призван был он исцелять. Звался он...
...Орфей. Волшебник музыки, певец всего живого. Когда играет он - ликуют небеса и тучи хмуриться перестают, а солнце распускает золотые косы. Тугие ветви набухают сочными плодами, и если на пути встречается гора, то скалы расступаются, преграды исчезают сами. И даже царство скорби приняло его, когда он подошел к Вратам и заиграл на лире.
Орфей спускается по каменным ступеням в подземелье, куда не проникает света луч, где от живого остается только память. А тени мертвых стонут и рыдают, во мраке следуя за ним.
Шаг, еще один - и вот он в черном зале. Посередине - трон из золота, на троне грозный царь Аид.
- Живым прийти ко мне? Похвально, - хохочет темный властелин.
- Отдай мне Эвридику, Аид, мелодию тебе создам такую, какой еще не слышал мир.
- Я - мертвых властелин, Орфей, и тишина мне служит музыкой. Из царства моего пути наверх не проложили, но смелость я люблю. И если хочешь получить любимую, взамен ты должен привести живые души: мужчин ли, женщин или же детей - веди, кого найдешь. Иначе слух пойдет: не следует бояться смерти, из царства мертвых можно ускользнуть. Аид не страшен - лишь казаться хочет грозным.
- Живые души? Свет предать, закрыть глаза и в темноту спуститься? Жестоким быть я не могу. Убить себя готов, стать жертвой, но в жертву принести других - уволь! Будь милостив ко мне и разреши остаться!
- Безволен ты, Орфей. Таким ты мне не нужен. И боги разозлятся на меня, когда узнают, что певец чудесный отныне гимны посвящает только мне. Пойдут раздоры, склоки - знаешь сам, как своенравны боги, а мир худой меж нами лучше доброй ссоры. Иль сделай так, как я сказал, иль Эвридика здесь останется. Ступай!
- Позволь мне...
- Ступай, Орфей! Ты слышал все, что я сказать хотел. Теперь твои поступки красноречивей нот покажут нам, что в сердце ты скрываешь. И если переступишь через себя, то... прочее ты знаешь...