Я слушал этот разговор вполуха, не очень вдумываясь в него.
— Отчего? — ответил Игнат негромко. — Или думаешь, я там, на фронте, с ногой вместе и душу потерял?
— Значит, понимаешь? — Тётя Нюра взглянула на него удивлённо, обрадованно.
— Я‑то пойму, но, конечно, поймут не все, — ответил Игнат, — даже ваш брат бабы.
— Да уж я назад повернула, — ответила тётя Нюра, опуская голову. — У меня ведь Васька уже жених.
— Жених — то жених, да и ты — то ведь не старуха. Старух у нас и так полно, зачем тебе — то к ним приставать. Разве мало у нас и без того горюшка? Мёртвые не встанут, а живым надо жить, а не в могилу глядеть, не маяться, себя не гнести. — Милиционер вздохнул; мы проехали немного молча. — Будь бы я на Ивановом месте, Анюта, не вернись бы я с фронту, я бы тебя понял и, будь воля, так бы и сделать велел.
— Игнат, Игнат! — воскликнула тётя Нюра, разглядывая загорелое и обветренное лицо милиционера. — Вон ты какой! Я и не знала! — Она взялась за седло и шла близко к лошади, не отрывая взгляда от милиционера. — Ну, спасибо тебе, что не укорил! Да уж теперь всё решено, и главный прокурор тут не я, не ты, не бабы, а сын мой, Васька.
Что — то мудрёно они выражались. То Ваську ловят, то Васька — прокурор.
Мы въехали в деревню, и милиционер остановился возле Васькиной избы.
Я сидел и слезать не собирался, потому что понимал: моя дорога дальше. В колхозную контору или того хуже.
Тётя Нюра повернула кольцо в двери.
— Ну, а ты чего? — обернулся ко мне милиционер.
— А чего? — удивился я.
Он догадался, что я жду дальней дороги, и расхохотался.
— Слезай давай! — крикнул он весело. — Приехали! — и добавил, обращаясь к тёте Нюре: — Ну, так я на Белую Гриву.
— Обожди! — ответила тётя Нюра. — Жарко! Зайди, кваску попей!
Я сполз с лошадиной спины, спешился и милиционер, мы вошли гуськом в избу. Наклоняя голову, чтобы не удариться, как в первый раз, о притолоку, я ткнулся прямо в тёти Нюрину спину — она переступила порог и остановилась. Я высунулся из — за неё: за столом как ни в чём не бывало сидел Васька и жевал хлеб, запивая его молоком.
Тётя Нюра шагнула в избу, опустилась обессиленно на лавку у печи. Вслед за ней вошёл милиционер.
— Во! — сказал он, радуясь. — Хорошо, что зашёл! А то сгонял бы впустую.
— Где был? — устало выдохнула тётя Нюра. Она не отрываясь глядела на Ваську, будто уж не чаяла и увидеть.
— "Где, где"! — буркнул Васька. — На Белой Гриве пахал.
— Вот видите! — воскликнул я. — А где ж ему ещё быть?
— Где быть? — тихо переспросила тётя Нюра. — Где быть? — И поглядела на кнут, лежавший на лавке. Может, тот самый, которым Васька парней разгонял. Кнут был ремённый, и ремешок аккуратно закатан вокруг кнутовища. — Где быть? — опять повторила тётя Нюра и вдруг схватила кнут в руки, стала торопливо его разматывать. — А вот где быть! — крикнула она яростно. — Я сейчас укажу, где быть!
Она рванулась к Ваське, но милиционер, торопливо стукнув култышкой, подскочил к ней и схватил за локоть. Ремённый кнут звонко хлестнул по столу, возле самого Васькиного лица, опрокинул железную кружку. Молоко полилось белым ручьём, закапало на пол.
Стало тихо. Васька не вздрогнул, не вскочил. Он сидел так, как сидел, только положил на стол недоеденный кусок.
— Ведь под суд отдадут! — сказала тётя Нюра и заплакала.
Васька долго глядел на мать — пристально, не мигая, потом сказал:
— Я работал, ясно? Я пахал!
Дверь грохнула, и в избу лисьей походкой вошёл Макарыч.
— Ну, — проговорил он, — нашли беглого? Ох, работнички, разве с вами хозяйство построишь?
Желваки на Васькином лице заходили шарами. Он выложил на столешницу сжатые кулаки, но смолчал. Милиционер неожиданно круто повернулся и вышел, не глядя на Макарыча.
— Ты куда, Игнат? — крикнул тот. вдогонку, но милиционер не отозвался. — Протокол составлять надо!
Я сжался. "Протокол! — передразнил я Макарыча. — Выражаться сперва научись, потом составлять будешь!"
— И где же ты был? — спросил Макарыч, подсаживаясь к столу и с интересом вглядываясь в Ваську. — В райцентр бегал или в городе по кинам лазил?
"Издевается ещё, гад!" — подумал я и удивился Васькиному терпению.
— На Белой Гриве пахал, — хрипло ответил Васька.
— А кто тебя туда посылал? — любезно поинтересовался Макарыч, сдвигая очёчки на самый край своего носика.
Васька промолчал.