Вдруг среди выступавших матадоров он увидел Педро. Так вот куда судьба привела его врага! И теперь он, быть может, станет королем Толедо и супругом донны Терезы. Да и судьба, кажется, сулила ему победу: столько матадоров уже было растоптано разъяренными быками, и сам король пал под ударами рогов, а Педро оставался неуязвимым. Впрочем, коррида должна была продолжаться еще неделю…
Поздно вечером Санчо возвращался в свою таверну. У края дороги он увидел человека, который с жалобным стоном полз по земле. Санчо подошел к нему и узнал матадора, бывшего седьмым королем Толедо. Тяжело раненный, он пытался где-нибудь укрыться.
— Чем вам помочь, сеньор? — обратился к нему пастух.
— Спаси меня, добрый человек, спрячь от королевы Терезы, я боюсь ее, я не хочу умирать на ее руках.
Санчо отнес его в свою комнату. Всю ночь он не отходил от умирающего. Из отрывочных слов матадора прояснилась причина его безумного страха.
— Я проклят, проклят, — стонал король. — Знаешь ли ты, почему дрогнула моя рука? Еще на прошлой корриде, убивая своих семерых быков, я узнал по глазам тех, что прежде были моими товарищами. Клянусь вечным спасением, я готов назвать их по именам! Они сражались и пали до меня еще год назад. Мог ли я догадаться о страшной участи павших матадоров, которая велит им пополнять стадо королевских быков? В эту корриду я уверил себя, что все это мне примерещилось, и наносил удары без колебаний. Но вот на арену выпустили седьмого быка — такого я никогда еще не видел! Он был огромных размеров, и шкура его была темно-красного цвета, будто в запекшейся крови. Когда я сказал об этом своим помощникам-пикадорам, они очень удивились и поклялись, что видят обычного черного быка, с которым может справиться и ребенок. Растерянный, я вышел на арену. Взгляд быка парализовал меня. Я узнал в нем короля Альфонса. О, конечно, до меня доходили слухи о необыкновенном быке-убийце, который живет на свободе и никому не дает носить корону дольше года, но я не верил этому. И вот красный бык убил меня… теперь душа моя войдет в шкуру черного быка, и второй раз я должен буду умереть той смертью, на которую прежде обрекал других. Меня заколет матадор, и новая голова украсит стены королевского дворца. Такова воля Альфонса и мой рок.
Под утро сознание стало покидать несчастного.
— Запри двери! — крикнул он страшным голосом. — За мной пришли!
Санчо бросился к дверям, но они уже распахнулись. На пороге стояла королева, за ней толпились слуги.
— Вот где мой возлюбленный король! — произнесла красавица. — Несите его во дворец.
Под вечер следующего дня Санчо, одолжив коня, выехал за стены Толедо. Он поднялся на вершину ближайшей горы и, достав свирель Пана, приложил ее к губам. Долго пришлось играть ему. Туман стал обволакивать гору, и наконец, когда косые солнечные лучи веером развернулись над горой, смеющийся Пан заковылял ему навстречу.
— Ты хочешь остановить смерть, Санчо? Это никому не удается, даже мне. Однако ее можно отсрочить. Возьми быка из моего стада, который пойдет за тобой. Помни, что ты должен беречь его, так же как он охранит твою судьбу.
Коррида близилась к концу. Имя Педро было у всех на устах. Он единственный оставался на арене, выиграв все сражения. Шесть мощных быков один за другим пали от его ударов. Оставался седьмой, когда королеве доложили, что назначенное для битвы животное исчезло.
— Пускай возьмут любого быка, который подвернется. Хватит зрелищ!
Загремели трубы. Педро, подбоченившись, стоял на арене, когда из ворот появился белоснежный бык. Пикадоры верхом на быстрых лошадях начали обычную игру, разъяряя быка. Он попятился. Одна, две бандерильи воткнулись в него, не причинив ему вреда. Толпа взревела:
— Торо! Торо!
Матадор двинулся навстречу быку, дразня его красным плащом. Бык стоял, опустив голову и словно ожидая смерти. Внезапно, перекрывая крики трибун, раздался трубный клич. Бык поднял голову, и матадор отпрянул. Снова и снова повторился клич, призывающий к бою. Зрители в изумлении стали оглядываться, ища меж собою быка. Но зто был голос Санчо. Педро оглянулся и, казалось, узнал его. Злобной радостью озарилось его лицо, когда он бросился на быка. Тот увернулся. Толпа замерла. Впервые все было наоборот: разъяренный человек нападал на животное. Это было не сражение, а бойня. Матадор в ослеплении наносил удар за ударом, а бык уклонялся.
Но вот что-то изменилось. Внезапно бык грозно замычал; ноги матадора подкосились, и он бросился прочь с арены. Бык, вместо того чтобы догонять его, ринулся к стенам цирка. Они затрещали. Люди в ужасе повскакивали и кинулись с трибун. Пикадоры и вся прислуга корриды пытались остановить быка, отвлечь, наконец, заколоть его, — но тщетно. Под мощными ударами рушились трибуны. Давя друг друга, люди рвались к выходу. Внезапное бешенство перекинулось на людей, и они дрались насмерть, не понимая, что делают. Королева, бледная как снег, вцепилась в ручки трона, кусая губы: