— Стоит ли грустить? — заметил хозяин, оценив общее настроение. — Нам никто не мешает выдумать свой праздник, раз Фортуна не хочет позаботиться о нас.
Идея пришлась по вкусу, подстегнув воображение, и друзья решили устроить маскарад и встретиться за городом в одном из старинных домов, покинутых на зиму владельцами. Предлог для праздника опять придумал Астролог.
— Мы будем у моря и, нарядившись пиратами, отметим триста лет со дня рождения капитана Кидда.
На этот раз единодушие распалось, Элли нарушила свое обычное молчание:
— К чему тревожить память кровавого злодея? — воскликнула она. — Придумайте что-нибудь другое.
Девушки поддержали ее, но молодые люди, усмотрев в этом вызов, остались на стороне своего предводителя. Вечер закончился ссорой. Слабая половина компании покинула мансарду, а юноши договорились осуществить праздник в своем обществе. Накануне назначенного дня Астролог получил записку от Элли, где она умоляла его хотя бы перенести праздник, если он не может отказаться от него.
— Это уже не в моей власти, — ответил он, боясь поддаться каким-то недобрым предчувствиям, мелькнувшим в его душе.
Наступила суббота, и студенты, нагруженные припасами, отправились за город. Дом стоял на опушке леса у самого залива. Хозяева стремились придать ему сходство с замком, и у каждого угла здания возвышались башенки. Окна готической формы были украшены витражами. Стены просторной гостиной с великолепным камином были обиты темносиним штофом. Длинный дубовый стол был как будто предназначен для пиршества. Над входом висели старинные часы, и на бронзовом маятнике улыбалось лицо фавна. Приятели разбрелись по комнатам, разглядывая обстановку. Астролог взялся растапливать камин, в котором, к своему удивлению, обнаружил готовые дрова. Уже совсем стемнело, когда вся компания, переодевшись, собралась за столом. В камине пылали дрова, громко стучал маятник, и долгое время никто не решался нарушить молчание. Зловещие мысли и фантастические костюмы настолько изменили собравшихся, что приятели не узнавали друг друга. Наконец Астролог, чувствуя себя ответственным за эту затею, уселся в кресло и подал знак наполнить кубки вином, точнее кислым квасом из маленьких бочонков, которые усиливали колорит минувшей эпохи. Астролог сам выторговал их у лавочника. Вместе с жареным поросенком они составляли основную гордость стола.
Первый тост провозглашал вечную память капитану Кидду. «Пираты» гаркнули «виват» и поднялись со своих мест. Внезапно из полумрака в конце стола, куда не достигал свет камина, чей-то хриплый голос выкрикнул по-английски: «Благодарю!»— и разразился хохотом…
На мгновение сердца юношей замерли, но затем, оценив шутку, они дружно подхватили смех… Только Астролог, осушив свой бокал, замолчал и стал странно оглядываться. Напиток обжег ему горло. Он мог поклясться, что вино было настоящим. Неужели лавочник ошибся? Но где он раздобыл этот нектар, которому только столетия могли придать такой аромат и крепость?
Студенты тоже оценили напиток. Восхищенные взгляды устремились на Астролога.
— Твой сюрприз превзошел все наши ожидания! Это напиток Вечности.
Веселье разгорелось. Сыпались шутки, анекдоты, распевались старинные пиратские песни. Имя капитана Кидда не сходило с уст пирующих. На одном конце стола вспомнили, что пират в течение двадцати лет плавал на шхуне с именем «Маска смерти», но под конец жизни его встречали уже на другом корабле. Завязался спор, почему капитан оставил свой корабль, считавшийся самым быстрым в Европе.
— Здесь какая-то тайна, которую может раскрыть только Астролог, — воскликнул сосед юноши.
Все взоры обратились к нему. Он хотел отказаться, но язык его помимо воли стал рассказывать первую пришедшую на ум историю:
— Знаете ли вы, джентльмены, что у капитана Кидда была дочь. Ее звали Эрглэн, и она была так прекрасна и добра, что многие считали ее ангелом, сошедшим на землю, чтобы остановить руку кровавого пирата и заставить его раскаяться. Может быть, и ее отец разделял это мнение, но он настолько погряз в преступлениях, что не верил в прощение Неба.
Его любовь к дочери скорее казалась ненавистью. Он как будто пытался запятнать ее душу жестокостью и злобой, клокотавшими в нем самом. Во всех своих дерзких нападениях Кидд не расставался с дочерью и, расправляясь с побежденными, заставлял Эрглэн присутствовать при этом. Ни мольбы, ни слезы несчастной девушки не могли его тронуть. Его дьявольская изощренность доходила до того, что он предлагал ей собственноручно застрелить хотя бы одного человека, обещая сохранить жизнь целому экипажу. Нередко подобные сцены чуть не доводили до бунта на его собственном корабле, но Кидд оставался неумолим… Однажды, в день своего рождения, он спустился в каюту, где плакала его дочь, и потребовал, чтобы она приняла участие в пиршестве. Эрглэн отказалась. Ни драгоценности, которые он принес ей, ни угрозы не действовали.