Музыка
Квартирка на окраине столицы. Плотно зашторенные окна третьего этажа, через которые едва пробивается желтоватый свет. Запах недавно сваренного супа. И комнатка. Дай бог памяти, какой она была. Что-то застрявшее в советские времена. Небольшое, но уютное. Мебель бабушки, однозначно. Как мы когда-то шутили. Все деревянное, узорчатое. Марьяна когда-то делала по ним какие-то свои, рабочие наброски.
Квартира 13. Или мне так хочет казаться, что тут был какой-то свой, тонкий намек судьбы? Мы редко с ребятами смотрели на номер, когда прибегали к ней после занятий. После школы, потом после института. Ник, сохший по ней с первого курса, часто приносил апельсины и виноград, которые были так любимы ею. Я и Лина чаще приходили с бутылкой вина – после удачно сданной сессии. Или просто отметить что-то. Повод был всегда. Только последний год нашего общения был довольно тяжелым. Её мать тяжело заболела, любимый человек попал в аварию. Едва выжил. А мать всё же умерла. Она много тогда пила. Я помню.
Мне кажется, это всё-таки был июль. Тепло было, даже жарко. И воробьи. Они были повсюду. Глядели своими маленькими умными глазками, провожая поворотом заинтересованной головы. Солнечный день и теплый. Однозначно. Иначе бы я не надела шлепки.
Ключи от квартиры. Я всегда таскала их с собой, вместе со своими. А так же с кучей другого барахла, которое хранилось у меня в сумке. Серый ключ, да. Я, казалось бы, пользовалась им чаще, чем своим. Сколько же раз я бывала у неё в гостях? И, так или иначе, но в голове, при попытке вспомнить её квартирку, всегда возникает только маленький столик на кухне. С вазочкой. И цветами. Ник всегда приносил цветы. И салфеточки. Она безумно любила маленькие узорчатые салфеточки, из странного мягкого материала.
В тот день мне хотелось ей сделать сюрприз. День Рождения. Юбилей. Она долго скрывала от нас, когда её рождение. Суть этой даты я поняла намного позже, за год до того дня. Меня всегда интересовало, почему она живет без отца. Как оказалось, в её 15 они оформили развод. После этого она не праздновала.
Положить подарок куда-то, чтобы она заметила только потом. Так или иначе, но мне казалось, что я обрадую её. Хоть немного. Последнее то время она грустила. Много, часто. Помню её лицо. Вечно усталое, бледноватое. Едва отличимые от цвета кожи губы. Всегда искрящиеся, но теперь такие грустные серые глаза.
Тогда я заглянула почти во все комнаты. Может, это запах супа так дурманил меня, потому как я не сразу заметила, что из спальни доносятся звуки. Такие нежные, ласковые. Она давно не играла. Со школы, с нашего выпускного. Падение. Перелом трех пальцев, запястья. И закрытая пыльная крышка фортепиано на несколько лет.
Сколько я тогда стояла под дверью? Минуты, часы? Нескончаемо долго. Успела понять, осознать. Улыбки не стало и на моем лице. Подарок показался такой глупостью. Такой бредовой глупостью. Кажется, я хотела уйти. Или двинула ногой. Суть в том, что заскрипела половица. Прятаться смысла не было. Да и звук прекратился. Прекратился этот комок нервов, который распутывала, изливала она. Тишина. Такая жуткая, ужасная тишина.
- Марин, говорят, тебя на занятиях не было.
Глупо. Боже, как же глупо звучали эти слова. Я столько раз потом ругала себя за них.
- Давно ты здесь? – Хмурое. Косой взгляд из под светлой челки.
Разговор был короткий. Не помню о чем, он не нес в себе смысловой нагрузки. Может поэтому я забыла. Что-то глупое, попытки увести тему. Развеселить, в конце концов. Не помню.
Помню. Одно. Тему.
- Ты давно не играла. – Робкое.
- Как долго?
- Что?
- Как долго ты стояла под дверью?
Тогда я, наконец, увидела её глаза. Не серые, нет. Голубые. Сколько лет знакомы, а только сейчас она показала мне свои глаза. Только сейчас я поняла, что она всегда смотрела в сторону. Всегда.
- Почему ты сразу не вошла? – Разве ей нужен был ответ на этот вопрос? Упертый взгляд, она всё равно выспросит.
- Ты говорила, что Артему нужно музыкальное сопровождение для программы. Может, запишешь?
Артем. Как же я его ненавидела. Каждой клеточкой души, каждой частичкой тела. После всего – особенно. Да и в тот момент я не питала к нему ничего хорошего. Но черт дернул меня за язык. Блестящие глаза подруги. Потом неуверенные отговорки. Хотя она знала, что написала великолепно. Да, я уверена, что она давно работала над этим. Иначе я не знаю объяснения тому, что её не было неделю на занятиях.
Мы распрощались спустя полчаса. Проводив её до остановки, двинулась домой. Хотелось пройтись пешком. Подышать свежим воздухом. Да, я помню. Я тогда промокла и после провалялась несколько недель в больнице с тяжелым осложнением. Я была на Стачках, длинной и пыльной улице, когда начался дождь. Сначала мелкий, а потом всё сильнее и сильнее. Спрятаться где-то мне не дал телефонный звонок.