Выбрать главу

— Да, мы только что написала дуэт. Разве это не замечательно? — выпалила Эбби.

Темные брови Эй-Джея взметнулись вверх, когда взгляд встретился с моим. И хотя я чувствовал себя самой настоящей тряпкой, я смутился под его пристальным взглядом. В основном из-за того, что мой секрет вот-вот раскроется, а он изменит все, даже мои отношения с Эбби.

Эй-Джей с ухмылкой скрестил руки на своей широкой груди.

— О да, это не просто замечательно. Это чертовски невероятно, учитывая то, что этот чувак никогда, никогда не позволяет никому участвовать в написании песен. Они даже с Брайденом не работают вместе — каждый из них просто пишет свою партию, а потом их соединяют.

Эбби в полном недоумении уставилась на меня.

— Но я... я не знала. Ты должен был сказать мне, что тебе нужно уединение или что...

— Нет, все в порядке, — пробормотал я, взглянув на открывшийся за окном пейзаж, когда мы ехали по федеральной автостраде.

— Это ты сейчас так говоришь, подожди, когда об этом услышит Брай, — сказал Эй-Джей и похлопал меня по спине. — Конечно, я не могу сказать, что виню тебя. Кто бы не захотел писать музыку с Ангелом?

Слова Эй-Джея оказали на меня тот же эффект, как если бы на мои кровоточащие открытые эмоции натянули темный тяжелый плащ. Вся открытость и честность, которые выудила из меня Эбби, автоматически отступили. В ушах эхом отдавался мамин совет о том, чтобы дать Эбби шанс, и том, как судьба свела нас вместе. Ее слова вместе с тем, что произошло прошлой ночью и этим утром, заставили мое горло сжаться, не давая мне вздохнуть. Не проронив ни слова, я развернулся на своем месте и протопал по проходу в спальню. Распахнул дверь и обнаружил одевающегося Брайдена.

— Где пожар, чувак? — спросил он.

— Нигде. Нам просто надо побыстрее поесть и вернуться в путь.

Брай кинул на меня смешливый взгляд, прежде чем оставить в спальне. Натянув джинсы и накинув чистую рубашку, я не возвращался в гостиную, пока не убедился, что мы вот-вот припаркуемся.

Автобус, наконец, дернулся и остановился, но я не мог быстро с него сойти. Я ничего не сказал ни Эбби, ни ребятам. Просто не мог находиться рядом с ней даже минуту. Одно ее присутствие вызывало крошечные трещинки в моей тщательно выстроенной стене эмоций. Она подобралась ко мне слишком быстро и слишком близко. Ни одна женщина, кроме моей мамы, не видела настоящего меня, а я не хотел подпускать Эбби.

Поэтому я спустил свою задницу по ступенькам и быстро зашагал через парковку.

— Джейк? — позвал Брайден.

— Наверно, он злится, — ответил Рис.

Не обращая на них внимания, я распахнул дверь закусочной и вытянул шею в поисках уборной. Оказавшись внутри, я сполоснул лицо водой и попытался взять себя в руки. Перед глазами возник образ — столь же непорочный, как и у Эбби. Ее звали Стефани, и она была моей первой и единственной любовью. Мне было восемнадцать, когда я впервые с ней познакомился: она училась у моей мамы в танцевальной студии. Встречались мы два года, а потом я принял решение бросить колледж и отправиться в турне с парнями. Поскольку я не выполнил своих обязательств перед ней, она не просто порвала со мной — она разорвала мое сердце на клочки.

Конечно же, все песни, что я писал на основании своего отвратительного опыта, привели «Сбежавший поезд» к славе. С тех пор я не открывался ни одной девушке и уверен, что сейчас ни фига не смог бы этого сделать, учитывая, что все в моей жизни выходило из-под контроля. Я не мог позволить своим чувствам к Эбби завладеть мною.

Собрав всю свою волю в кулак, я вышел из уборной и направился к шведскому столу. Наполнив тарелку до краев, я развернулся и поискал глазами, куда бы сесть. При виде Эбби, сидящей с остальными парнями, я быстро обошел их стол и уселся с Фрэнком и другими роуди. Краем глаза я поймал недоуменный взгляд Эбби, ставший практически болезненным.

Ее реакция заставила меня проткнуть французский тост с большей решительностью, чем я намеревался. Да, я вел себя как ублюдок, игнорируя ее после того, через что мы прошли ночью и утром. Но я не мог и дальше открываться ей и чувствовать то, что чувствую. Этому поезду суждено потерпеть крушение.

— У тебя все хорошо? — спросил Фрэнк.

— Прекрасно, — пробормотал я, жуя бекон.

— Джейк...

— Я не хочу об этом говорить, ясно?

— Ясно, сынок. — Он задумчиво отпил кофе и прерывисто вздохнул. — Чтобы ты знал, сегодня утром мне звонила твоя мама.

Я поперхнулся апельсиновым соком. Преодолев приступ кашля, я переспросил:

— Звонила?

Фрэнк кивнул.

— Она знает, что тебе звонила Салли, и хотела убедиться, что я не спускаю с тебя глаз. Она боится, что ты... погубишь себя.

Мучительная мысль о моей умирающей маме снова вонзилась в мою душу, и мне стало трудно дышать. Меня накрыла тошнота, и я испугался, что сейчас потеряю свой завтрак. Я понимал, что мне нужно с ней еще раз поговорить. Так что я сполз со стула и вылетел из закусочной. Когда она ответила на звонок, я требовательно набросился на нее с вопросом:

— Почему?

— Я думала, так будет лучше, — вздохнула мама.

— Ты думала, что не сказать своему единственному сыну, что ты умираешь, будет лучше? Ты понимаешь, как нездорово и извращенно это звучит?

— Просто я не хотела расстраивать тебя в оставшиеся несколько недель твоих гастролей.

Из моего горла вырвался расстроенный рык.

— Хотя бы раз ты можешь перестать ставить меня или кого-то еще на первое место? Пришло время быть чертовски эгоистичной. Я хочу сказать, что ты... — Закрыв глаза, я все равно не мог заставить себя произнести эти слова.

— Дорогой, у нас еще куча времени, чтобы попрощаться, когда ты вернешься.

— К черту все. Я сейчас же еду домой.

— Нет, Джейкоб, не едешь.

— Послушай, все парни непротив. Черт, даже Рис готов воспользоваться своими знаниями из юридической школы, чтобы пободаться с руководством, если те начнут возмущаться.

— Я пока что еще твоя мать и говорю «нет».

Меня душили мучительные рыдания. Я крепче прижал телефон к уху, пытаясь совладать со своими эмоциями и рассудком.

— Но нам осталось не так много времени вместе. Как ты можешь быть такой жестокой, черт возьми, и отказывать мне всего в одном мгновении с тобой?

— Джейкоб, у тебя абсолютно отвратительный язык! — проворчала она.

— Хватит! Я не хочу слышать о том, как неправильно я себя веду, понятно?

— Послушай, дорогой, сейчас для всех трудные времена. На тебя работает множество людей, и они, как и их семьи, зависят от тебя. — Когда я начал возражать, она вздохнула. — Я сейчас разбита, дорогой, — эмоционально и физически. Я не хочу, чтобы ты видел меня такой. Еще до того, как я узнала наверняка, что это последняя стадия, я на всякий случай снова начала лечение. Меня это подкосило. Так что дай мне несколько недель, хорошо? — На ее всхлипываниях я и сам сломался. — Дорогой, мне больше всего на свете хотелось бы пожить еще месяц или два, чтобы просто побыть твоей мамой и позаботиться о тебе, прежде чем тебе придется заботиться обо мне.

По моим щекам заструились слезы, когда я подумал обо всем, через что она прошла, только чтобы побыть для меня мамой.

— Зачем тебе все это?

Она усмехнулась.

— Джейкоб, нам с тобой двоим знакомо это упрямство, помнишь?

— Я люблю тебя... Боже, как же я люблю тебя, — прорыдал я.

— Я знаю, малыш. До самых до небес, да?

Я так отчаянно плакал, что не мог ответить. Хотя она меня и не видела, я согласно покачал головой на фразу, которой она научила меня в детстве.

— Ты знаешь, как сильно я люблю тебя, Джейкоб?

— До самых до небес, мама!

— Верно, мой милый.

— Джейкоб, — тихим успокаивающим голосом, как в детстве, начала мама. — Я знаю, что это тяжело, но постарайся все оставить позади. Сосредоточься на своей музыке. Найди в ней спасение, и в следующие три недели подари своей публике самые лучшие концерты, на которые ты только способен. И каждый вечер будь уверен, что я горжусь твоей силой и мужеством.