Разумеется, письма всех родов были прямым делом Джонатана Эбси. Он со жгучим интересом следил, как французский лекарь читал записку, и его худое лицо исказила тревога. А потому Джонатан, только что неудачно сбросив туза, а следом за ним выложив заметную часть еще остававшихся у него монет, повернулся на табурете и резко дернул головой в сторону Лакита.
— За ними! — беззвучно прошептал он.
И тут же увидел, как Лакит насупился, несомненно, удивляясь зачем. Однако паренек был по-своему послушным: и, соскользнув со своего насеста, он поспешил в ночь. И тут настал черед Джонатана удивиться, зачем он послал его за ними. Француз-доктор, который потчевал снадобьями и пиявками своих пациентов за занавеской в переполненном скверном кабаке; посланец с письмом. Стоили они того, чтобы посылать Лакита в погоню за ними?
Напрашивалось объяснение, что доктора позвали к какому-то больному. Но Джонатан не мог забыть испуганной торопливости, с какой француз собрал свои вещи и выбежал в ночь, а также и его большие руки, вымазанные кровью при отдирании пиявок.
Джонатан осознал, что картежники нетерпеливо уставились на него — снова настал его черед играть. Он поставил на кон несколько еще оставшихся у него шиллингов и немного отыгрался. Однако при первой возможности отказался продолжать и встал, оглядывая полное посетителей помещение, беспокойно прикидывая, удалось ли Лакиту выследить доктора и долго ли придется ждать его возвращения.
Один из картежников, дюжий детина с ручищами кузнеца и щербатыми зубами, побуревшими от табака, наклонился с табурета и дернул Джонатана за полу плаща.
— Останешься еще на одну игру? — Это было скорее требование, чем вопрос, и игрок оскалил зубы совсем не в улыбке.
— Не могу, — сказал Джонатан. — Меня ждут.
Он начал проталкиваться к стойке, чувствуя, что взгляды угрюмых картежников следуют за ним.
— Тут был французский лекарь, — сказал он кабатчику, когда тот наконец обернулся к нему. — Не скажешь ли мне, как он зовется?
— Как зовется? Знать не знаю. — Кабатчик резко отвернулся обслужить кого-то еще.
— Но он же пользовал людей в том закутке, — указал Джонатан. — Ты должен что-то про него знать.
Кабатчик тяжело навалился локтями на стойку и свирепо посмотрел на Джонатана.
— Вот что, мистер. Он платит мне несколько шиллингов за помещение. Меня интересует только это. Коли он знахарь, коли он кого-то облапошил, коли по нему тюрьма плачет, меня это не касается. Никак не касается. Поняли? Ну а мне гостей обслуживать надо, уж извините.
Джонатан устало направился к двери. Он поравнялся с мальчишкой-половым, который собирал со столов пустые кружки. Джонатан ухватил его за плечо.
— Тут доктор был в задней комнате. Как его имя, знаешь? — Он протянул шестипенсовик. Половой, который страдал косоглазием, жадно протянул к монете свободную от кружек руку, но Джонатан поднял ее повыше. — Ну?
— Не помню, — промямлил мальчишка. — Слышал пару раз, но в ихних ненашенских кличках сам черт ногу сломит.
— Пару раз? Значит, он и раньше тут бывал?
Половой смотрел на шестипенсовик с опаской, будто тот мог в любой момент исчезнуть.
— Ну да. Был тут пару раз.
— Ты знаешь, где он живет? — Джонатан нетерпеливо помахал монетой перед скошенным взглядом мальчишки.
Половой напряг мысли, сосредоточив оба своих бегающих глаза на деньгах.
— Вроде бы он комнаты снимает где-то в городе. Но, говорят, чуть развиднеется, он сразу за город уезжает, потому как за звездами следит. Он ведь аст… ас…
— Астроном?
— Вот-вот. — Мальчишка с удовлетворением схватил монету. — Про звезды он много чего знает. Спасибочки, мистер.
С ухмылкой он спрятал свой шестипенсовик и понес кружки к стойке.
Джонатан замер на месте. Астроном…
Занятие достаточно безобидное, и все-таки для Джонатана ассоциировавшееся со многими неприятностями. Дело в том, что у него был сводный брат, Александр Уилмот, который любил наблюдать звезды. Однако у Александра имелись и другие, менее приемлемые пристрастия, и в конечном счете он причинял Джонатану одно только беспокойство.
«Возничий, Капелла, Спика…» Внезапно всплыло непрошеное воспоминание: толстый мальчик, его сводный брат, когда они были детьми, с нежностью произносит эти названия, штудируя свои книги о звездах. Джонатана удивила и раздосадовала назойливость этого воспоминания.
Выставляя ладонь, чтобы отталкивать стареющую шлюху, которая нацелилась на него, он выбрался вон из переполненного кабака и вышел в узкий проулок, из которого зарядивший дождь еще не успел смыть вонь мочи.