Нет письма — нет доказательств. Теперь у него нет средства обвинить Монпелье. Кто-то в правительстве, возможно даже, в Монтегю-Хаус тоже это знает. Они прислали свое предупреждение. Сказали ему, что Монпелье, хотя и прячут в своем кругу убийцу, стоят выше закона, выше отмщения; и какое-либо новое вмешательство с его стороны уничтожит его и то, что осталось от его семьи.
XXXIII
Мистеру Александру Уилмоту.
Имею уведомить вас, что я прекращаю наш уговор касательно уроков пения моей дочери. Последнее время она не сделала тех успехов, каких, несомненно, можно ожидать от ученицы с ее бесспорными талантами и одаренностью.
Посему я наняла для нее другого учителя.
Письмо было подписано с пышной завитушкой властной матерью Шарлотты, ученицы, примечательной только ее полной неспособностью услышать, верны или фальшивы ноты, которые она выпевает. Александр прочел его, смял и отшвырнул. Последнее время он получал и другие письма с такими же отказами.
Александр знал, что виноват он сам. Он позволил другим интересам отвлечь его; он пренебрегал своими музыкальными обязанностями. Вскоре ему придется жить только на скудное церковное жалованье.
С вечера его поездки к Монпелье и ультиматума Джонатана съездить к ним еще раз и разузнать побольше о Ральфе прошло три дня. Но как он мог туда поехать, если еще не завершил работу над записями Гая, а иного предлога посетить французских астрономов у него нет?
Накануне весь день лил дождь, и для конца июня было очень холодно. Разделавшись с письмом матушки одаренной Шарлотты, Александр облачился в свой сильно поношенный сюртук, прикидывая про себя, что, если теория Кеплера о планетах и их влиянии на погоду хоть сколько-нибудь верна, этот омерзительный день, уж конечно, можно отнести на счет зловещего сближения Солнца и Сатурна. Он упрямо прошел под дождем от дома к церкви для вечерних упражнений на органе. Затем вновь, экономии ради не взяв извозчика, он наперекор стихиям опять прошел пешком милю с лишним до реки: дождь хлестал по серой ширине Темзы, взбивая пену, так что рубеж между воздухом и водой стал неразличимым.
Роняя дождевые брызги с сюртука и шляпы, Александр вошел в приемную Королевского общества в Сомерсет-Хаусе и осведомился, не пришел ли какой-либо ответ на пакет, который он отправил Пьеру Лапласу. Клерк перебрал письма в почтовой ячейке и ответил:
— Для вас ничего нет, мистер Уилмот.
— Не могли бы вы хотя бы подтвердить, что пакет был отослан? — с тревогой спросил Александр. — Видите ли, меня предупредили о возможной задержке.
Клерк сверился с регистрационной книгой.
— Он отправлен, сэр. И, наверное, вот-вот будет доставлен адресату.
Александр поблагодарил его и ушел.
Он вернулся домой, заперся в кабинете и вновь перечел заметки Гая о его наблюдениях потерянной планеты. Но его здоровый глаз заныл от мерцания свечи, и как ни старался он сосредоточиться, думал он только о Джонатане и его вопросах, которые стали таким мучительным завершением его вечера у Монпелье. Всякий раз, когда в переулке внизу слышались шаги, он пугался, что это идет его брат напомнить ему об обещании побывать там снова — обещании, которого он не сдержал.
Он вернулся к бумагам Гая и прочитал еще. Его одолевало свирепое сомнение в себе и сожаление, что он тоже играет роль в доведении надежд больного юноши до почти болезненной веры в их свершение.
Дождь продолжался до конца дня и на протяжении ночи, так что Александр не смог подняться на крышу наблюдать звезды. Почти с отчаянием он продолжал разбираться в цифрах Гая, но совсем пал духом.
На следующий день, вернувшись после исполнения своих обязанностей в церкви, он узнал от Дэниэля, что кто-то приходил — не Джонатан, а рассыльный с пакетом для него. Он вскрыл пакет и увидел в нем письмо от Августы де Монпелье и кошелек, набитый монетами.
Он поднес письмо к свече. «Мой дорогой мосье Уилмот, — прочел он, — мы уповаем, что вы преуспеваете с цифрами Гая. Надеюсь, эти деньги окажутся для вас не совсем лишними. Если вам требуется больше, пожалуйста, снеситесь с доктором Ротье в его квартире на Игл-стрит. Гай верит, что его потерянная звезда должна вновь появиться, и очень скоро».
Александр открыл кошелек. Десять гиней! Несколько ошеломленный такой щедростью, он перечел письмо. «Они все еще хотят моей помощи, — сказал он себе. — Они все еще мне доверяют. Они мои друзья».
Вновь он заперся у себя в кабинете и продолжил работу над пометками Гая. Они были стремительными, беззаботными, блистательными, как его ум. Он записал нахождения, позиции и относительную яркость ближайших звезд с пылом одержимого.