— Но все известия были такими хорошими, — с недоумением сказал другой клерк. — До сих пор речь ведь шла только о победах.
Поллок потер лоб.
— Поначалу высадка прошла успешно, да. Но Гош получил значительные подкрепления. А Пюизе для наступления в глубь страны требовалась поддержка шевалье де Тентиньяка, чьи отряды должны были появиться из внутренней части Бретани и неожиданно ударить Гошу в тыл, когда подойдет время решающего сражения. — Он обвел взглядом их всех. — Но Тентеньяк не появился. И капитан Дарем говорит, что как раз, когда он покидал Киберонскую бухту, пришло известие, что шевалье был убит, а его отряды рассеяны. Некоторые уцелевшие сообщили, что его отвлекли ложным распоряжением. Он со своими людьми нежданно столкнулся с вооруженными до зубов десятью тысячами национальных гвардейцев.
— Кто послал это ложное распоряжение? — спросил кто-то.
— Уцелевшие утверждают, что оно пришло от Роялистского Агентства и было подписано самим графом д’Артуа. Но Артуа категорически это отрицает, а поскольку он в дни его отсылки находился в Англии, оно, очевидно, было подделкой. — Поллок переложил бумаги на своем столе, казалось, он все еще не может прийти в себя. — Тентеньяк убит, и в подавляющем большинстве его люди тоже убиты или рассыпались по бретонской глуши, куда они бежали, натолкнувшись на засаду. Так что, вероятнее всего, ответа мы не узнаем никогда. Но что бы ни произошло, одно ясно: республиканцы заранее знали про все планы экспедиции, и поддельное письмо произвело желаемое действие. Без отрядов Тентеньяка у Пюизе ни малейших шансов не было.
— Шпионы, — выдохнул кто-то, стукнув кулаком по столу. — Проклятые шпионы! Они тут повсюду вокруг нас.
— Выдать планы могли испанцы, — возразил другой клерк, покачивая головой. — Ведь мадридскому правительству было заранее сообщено об этой экспедиции в надежде сохранить участие его армий в войне.
— Совершенно верно, — сказал Поллок, — но эта стратегия провалилась. Испанцы уже попросили мира у французов.
Наступила долгая ошеломленная тишина. Наконец кто-то сказал:
— Испания… кончает воевать? Значит, мы теперь остались в полном одиночестве. Ведь прочая Европа уже отказалась воевать.
Поллок поднял седую голову.
— Да, как будто бы так, но мы не должны оставлять надежду, джентльмены.
Еще кто-то сказал тихо:
— А что обо всем этом говорят Питт и его министры, сэр?
Поллок сплел пальцы обеих рук.
— Премьер-министр крайне расстроен. Он возлагал большие надежды на экспедицию графа де Пюизе. Но он считает, что мы должны и дальше поддерживать роялистов. Поговаривают, что даже может быть предпринята новая попытка высадить войска во Франции под командованием графа Мойра.
— А что думает военный министр? — осведомился кто-то еще.
Поллок замялся.
— Дандес разделяет точку зрения Питта. Он считает, что мы должны сосредоточить наши вооруженные силы на других, более достижимых целях в области, где мы владычествуем над морями, иными словами — во французских колониях.
Джонатан не принял участия в последовавших общих дебатах. Он молча сидел и думал о молодых солдатах, пойманных будто крысы в западню на скалистом бретонском берегу — за спиной у них ревет бешеное море, а в грудь им целятся республиканские мушкеты. Уповали они даже тогда, что Тентеньяк и его отряды — жертвы предательства — придут им на помощь?
Он еще раньше заметил, что на этом собрании отсутствует только один человек — Ричард Кроуфорд. Джонатан встал и вышел из комнаты. Гул голосов его спорящих сослуживцев замер у него за спиной, когда он быстро прошел по коридору к лестнице. Но ему пришлось остановиться, потому что перед ним вырос рассыльный.
— Мастер Эбси, — сказал рассыльный, — товарищ министра желает видеть вас у себя в кабинете.
Джонатан с удивлением уставился на него:
— Сейчас?
— Да, сэр.
Джонатан последовал за ним, лихорадочно размышляя. Необходимо разыскать Кроуфорда, но не подчиниться вызову товарища министра было невозможно. Не имеет ли этот вызов отношения к тому, что он открыл? Может быть, товарищ министра вспомнил, как Джонатан пытался доложить ему о французских шпионах? Возможно даже, что он решил ему поверить — теперь, когда уже поздно.