— Александр!
Ему почудился какой-то звук, и он быстро обернулся. Дым рассеялся, и он увидел молодого человека на кушетке в углу балкона. Гай де Монпелье лежал неподвижный, безжизненный, с лицом в жутких лиловых пятнах, следах его агонии. У его ног распростерся труп женщины с коротко остриженными рыжими волосами, тоже задушенной. Он догадался, что это Августа, убийца его дочери. Может ли это быть правдой? Да. Элли не была сильной, и взрослая женщина, напавшая на нее сзади, могла легко с ней справиться. Дым вновь рассеялся, и наконец он увидел своего брата, скорчившегося на коленях. Джонатан бросился к нему, окликая по имени. Он увидел, что руки Александра связаны у него за спиной. Рот был в крови, а глаза — воспаленно-красными. Джонатан еле выговорил:
— Твои глаза… Что с твоими глазами?
Александр приподнял голову. Лицо у него было вымазано пылью и кровью.
— Карлайн залил их чистым спиртом, — прошептал он. — Ослепил меня… — Он закашлялся от дыма и умолк.
Джонатан яростно выругался и поспешно развязал лигатуру, стягивавшую руки Александра, закинул его руку себе на плечи и сказал насколько сумел спокойно:
— Пора выбираться отсюда, Александр. Крепче держись за меня.
Вместе они начали, спотыкаясь, с мучительной медленностью спускаться по ступенькам. Из глубины здания било жаром, будто из плавильной печи, и Джонатан опасался, что огонь уже добрался до низа лестницы. Он слушал жуткий шум адского пожара внутри: рев жадного пламени, треск балок, им пожираемых. Они были еще на половине спуска, когда Александр поник на колени, и Джонатану с трудом удалось удержать его от падения вниз.
Александр с усилием перевел дух.
— Спускайся один, прошу тебя. Из-за меня ты подвергаешься опасности. Я спущусь за тобой…
Но Джонатан подождал, пока Александр не собрался с силами, а тогда вновь закинул руку брата себе на плечи.
— Побереги дыхание, — сказал он мягко. — Мы уже почти дошли. Еще несколько шагов.
Он боялся и за брата, и за себя, так как теперь языки пламени вырывались из окон всех этажей, а кирпичная кладка под ними трескалась от непомерного жара. Дым клубился вокруг, душил их, ослеплял. Джонатан почти отчаялся, когда почувствовал, что ступеньки кончились. Они добрались до земли. Ухватив руку брата еще крепче, шепча яростные слова подбадривания, он потащил Александра в сторону от дома.
— Поторопись, — умолял он, — поторопись, прошу тебя.
Они успели только-только. Вверху над ними раздался приглушенный рев, и Джонатан, задержавшийся, чтобы оглянуться, увидел, как печная труба медленно накренилась, проломила крышу, и на лестницу, которая спасла их, обрушилась смертоносная лавина обломков стены. Теперь пламя плясало по всей крыше. Обсерватория Монпелье перестала существовать. Свирепый воздушный вихрь поглотил дом, разбрасывая снопы искр и пепел.
Джонатан повел брата в глубину заросшего сада. Деревья ближе к дому были опалены, их листья свернулись и почернели от жара. Но дальше воздух был прохладен, и темнота, казалось, сулила защиту, хотя Джонатан и понимал, что это просто иллюзия.
Он услышал звук струящейся воды, огляделся и увидел декоративный ручей, черно поблескивающий между заросшими папоротником берегами. И сказал быстро:
— Тут есть ручей, Александр. Если ты промоешь свой глаз, это, наверное, поможет. И как только представится возможность, мы найдем врача.
Он подвел Александра к ручью, помог ему встать на колени и промыть глаза прохладной водой.
— Уже получше?
— Да, — сказал Александр. — Спасибо тебе.
— Ты что-нибудь видишь?
Александр обернулся к нему.
— Пожалуй, немножко.
Но Джонатан знал, что Александр лжет, что здоровый глаз брата безвозвратно ослеплен. Он сидел у ручья, пока Александр умывался, смотрел на горящий дом, и его сердце все больше переполнялось отчаянием.
Огонь теперь пожирал все и вся, превращая особняк Монпелье в прокопченный скелет из камня и кирпича. Александр тоже повернулся к дому, будто видел зарево пожара.
— Карлайн убит, — сказал Джонатан. — Я застрелил его.
— Я рад, — отозвался Александр. — Это он убивал девушек?
Джонатан поколебался.
— Да.
— Он ненавидел всех женщин.
— Да. А что произошло с Ротье?