Примерно через час Поцци снова разговорился. Они как раз в тот момент попали в грозу (где-то посередине между Нью-Брунсвиком и Принстоном), и наконец Поцци, впервые за три дня с начала их знакомства, решил проявить некоторое любопытство по отношению к своему спасителю. Не готовый к такому, Нэш не успел принять боевую стойку и невольно принялся отвечать на бесцеремонные вопросы откровеннее, чем того хотел и что позволил бы себе в обычном своем состоянии, и разговорился, облегчая душу. Вдруг это заметив, он было замолчал, но тут же решил, что это не имеет значения. Завтра Поцци исчезнет из его жизни, и почему бы не выговориться с человеком, которого ты больше никогда не увидишь.
— Ну, Профессор, — сказал Поцци, — а ты на что будешь тратить деньги, когда вдруг бац и разбогатеешь?
— Еще не решил, — сказал Нэш. — Утром уеду, несколько дней проведу с дочерью. Потом сяду, что-нибудь придумаю.
— Так ты что, папаша, что ли? Вот никогда бы не подумал, что ты семейный.
— Семьи у меня и нет. Но дочь в Миннесоте есть. Через пару месяцев ей уже четыре.
— А жены, что ли, нет?
— Была и жена, теперь нет жены.
— Она, что ли, живет в Мичигане с ребенком?
— В Миннесоте. Нет, девочка живет у сестры. У сестры и у зятя. Он когда-то играл защитником в «Викингах».
— Шутишь? Как зовут?
— Рэй Швайкерт.
— Не слышал о таком.
— Он играл всего пару сезонов. Потом в тренировочном лагере повредил колено, лопух несчастный, на том его карьера и закончилась.
— Жена-то куда подевалась? Отдала концы или как?
— Никак. Вполне возможно, она и сейчас живет где-нибудь в полном здравии.
— Значит, растворилась в пространстве?
— Вроде того.
— Хочешь сказать, она что, сбежала и бросила ребенка? Это же какой нужно быть стервой, чтобы так сделать?
— Я сам задаю себе тот же вопрос, и довольно часто. Но зато она оставила мне записку.
— Очень мило с ее стороны.
— Да, и я преисполнился бесконечной признательности. Беда только в том, что оставила она ее на кухонной мойке. А поскольку вытереть ее после завтрака моей бывшей жене было лень, мойка оказалась мокрая. И к вечеру, когда я пришел домой, записка тоже промокла. Сложновато прочесть письмо, где расплылись чернила. Жена моя там написала даже, с кем сбежала, только я не смог разобрать. То ли Горман, то ли Торман — так до сих пор и не знаю.
— Значит, она у тебя была симпатичная. Что-то же в ней было, если ты на ней женился.
— Да, она была симпатичная. Когда я увидел ее в первый раз, то подумал, что такой красивой женщины в жизни не видел. Оторваться не мог от нее.
— Значит, задница, но шикарная.
— Можно сказать и так. Мне потребовалось много времени, чтобы понять, что мозги у нее все именно там и находятся.
— Старая песня, приятель. Сам-то чем думал? Вот оно так все и вышло. Но только если бы это была моя жена, я бы ее за волосы приволок и вколотил бы ума.
— Можно подумать, это что-то меняет. Кроме того, мне нужно было ходить на работу. Я не мог все бросить и ехать ее разыскивать.
— На работу? Хочешь сказать, у тебя есть работа?
— Теперь нет. Я ушел с работы примерно год назад.
— Чем занимался?
— Ликвидировал пожары.
— Значит, ты у нас специалист по устранению неприятностей? Тебе звонят, когда у фирмы проблемы, и ты ходишь вокруг да около, ищешь им лазейку. Топ-менеджер, значит. Ты, должно быть, неплохо тогда зарабатывал.
— Нет, я ликвидировал настоящие пожары. Обыкновенные — рукава, вода, лестницы. Топоры, горящие здания, люди прыгают из окон. Те самые, о которых пишут в газетах.
— Да иди ты!
— Честное слово. Я семь лет отработал пожарником в Бостоне.
— Ты этим будто гордишься.
— Не «будто», а горжусь. Я был хорошим пожарником.
— Если это тебе так нравилось, так зачем ты ушел?
— Свалилось счастье. Большому кораблю большое плавание.
— Выиграл по билету в Ирландскую лотерею?
— Нет, скорее, как у тебя к выпускному.