Монфор лицемерно заявлял, что «нигде не видел столько вероломства и лживости, как в Англии», но когда его земляк Людовик Святой на третейском суде объявил незаконными Оксфордские провизии (1258), навязанные Генриху III баронами, Симон не согласился с этим решением и перешел к активным действиям. В битве при Льюисе (14 мая 1264 г.) королевское войско оказалось разбито валлийцами Монфора. Собранный им в январе следующего года совет, в котором преобладали мелкопоместные дворяне и горожане, прежде считался первым английским парламентом (великая честь!), но нынешние историки разобрались, что Монфор использовал его членов как марионеток.
Водя за нос баронов, Симон, как всякий диктатор, опирался на симпатии плебса. В народе он пользовался популярностью спустя долгие годы после гибели. Плененного короля произвели в «свадебные генералы», но как поступить с принцем Эдуардом (1239–1307), Симон так и не решил. Эдуард же, осознавший ошибки своего отца, вошел в сговор с баронами, чьим потомкам суждено было прославить Англию на полях сражений. 4 августа 1265 г. Монфор пал при Ившеме. Присутствовавшего тут же старичка государя чуть было не закололи, но он вовремя крикнул: «Не убивайте меня! Я Генрих, ваш король!»
Его сын, однако, не сумел повернуть историю вспять. Система ленного землевладения оказалась сломана раз и навсегда. Эдуард I мог надеяться лишь на солидарность в рамках рыцарского сословия — сословия воинов, а не крупных помещиков. Действовать же он мог лишь посредством законотворчества, так как слово чести было лишено силы.
Вестминстерские статуты Эдуарда частично ликвидировали приобретения эпохи Монфора. Вводился майорат, а обязанности по отношению к Короне закреплялись за владельцем поместья, даже если оно было куплено им у прежних хозяев. Король желал бы полностью избавиться от таких покупателей, но столь явный передел не получил бы поддержки в низших слоях общества, с настроениями которых приходилось теперь считаться. Удалось приструнить лишь раздражающих всех кредиторов, скупивших солидную долю английской земли, и в 1290 г. евреи были изгнаны из Англии.
Многие английские священнослужители поддержали Монфора, а Джон Пекхем, архиепископ Кентерберийский, выступил против самого Эдуарда. Его никак нельзя считать продолжателем дела Бекета. Томас защищал интересы Рима, поставленного и над королем, и над феодалами, Пекхем же заботился о местечковых привилегиях собственного клира. Недаром апеллировал он не к постановлениям главы своей Церкви, а к Великой хартии вольностей.
Ко времени правления Эдуарда I относится созыв парламента (1275), одобрившего введение таможенных пошлин. Зачем королю потребовалось одобрение лордов? Дело в том, что традиционные земельные налоги являлись прерогативой короля в границах государства, равно как и каждого отдельного феодала в границах его ленных владений. Но торговцев самостоятельно облагать пошлинами король не мог, поскольку те ликвидировали бы свои убытки на местах — за счет налогоплательщиков. Вот и пришлось влиятельным людям королевства собираться для решения столь животрепещущей проблемы. Так родился английский парламент. Теперь короли, создавшие административно-конституционную систему, становились охранителями старинных традиций, а богатеющая вместе с купцами аристократия превратилась в двигатель прогресса. Первую парламентскую оппозицию Эдуарду составили представители древних родов. Решив вопрос о пошлинах, они запретили государю применять феодальное право призыва, окончательно похоронив долг служения.
Между тем политические реалии требовали от короля создания идейно сплоченного воинства, которого не было у англичан со времен Львиного Сердца, и новых завоеваний, не уступающих достижениям создателя английского государства. За двести лет скопилась куча бумажек и народилась масса чиновников, а Франция ушла далеко вперед. В 1293 г. французский король Филипп Красивый в очередной раз унизил англичан, заняв замки в Аквитании, и Эдуард понял — пора действовать. Теперь он мог опереться лишь на рыцарскую преданность, изрядно приправленную контрактными обязательствами. Покорители Уэльса и Шотландии сражались не только за короля, но и за денежное вознаграждение. А добывать средства Плантагенеты могли только с помощью парламентских дотаций. Как следствие, возросла роль этого института в истории Англии.