Первым делом он упразднил отцовскую курию, подменив ее собственным административным аппаратом, состоявшим из преданных королю мелких землевладельцев (предшественников джентри). Эта «поднявшаяся из пыли» бюрократия дала возможность Генриху контролировать крупных баронов, пренебрегая прежними доверительными отношениями. Долг служения все чаще оплачивался «откупными», поступавшими в созданное Грамотеем казначейство. Таким образом, усилилась роль денег в высших слоях государства. Отныне можно было играть на самых низменных человеческих чувствах, предлагая покупать посты (вплоть до звания канцлера), опеку над землей, выгодный брак. При норманнах эта купля-продажа все же не получила распространения, но Плантагенеты прибегали к ней постоянно, требуя платы даже за передачу наследственных прав.
Феодальной реакцией на нововведения стала война между Стефаном Блуа (1096–1154) и императрицей Матильдой (1102–1067) в 1135–1154 гг. Единственный сын Генриха I, Вильгельм (1103–1120), погиб в результате крушения «Белого корабля» у берегов Нормандии, и король возложил свои надежды на дочь Матильду, вдову германского императора Генриха V. В 1128 г. она вышла замуж за Готфрида Плантагенета (1113–1151), будущего владельца графства Анжу во Франции.
Императрица могла бы поддержать начинания Грамотея, но английские бароны, желавшие вернуть порядки Вильгельма I, возвели на престол его внука Стефана, сына Аделы Нормандской. Тот оказался слабым человеком и плохим военачальником, имевшим представления об обязанностях рыцаря, а не сюзерена и нарушившим обещания, данные своим вассалам. В результате совершенно потерявшиеся бароны блуждали из лагеря в лагерь.
Последовал ряд небольших стычек, приносивших успех то Стефану, то Матильде. Значение этих «битв» принято всячески раздувать, чтобы продемонстрировать наивному читателю ужасы так называемой феодальной анархии. Между тем правление Стефана было временем наивысшего подъема церковного движения в Англии: бароны основывали монастыри, больницы и приюты. В 1153 г. был подписан Уоллингфордский договор, согласно которому наследником английского престола провозглашался сын Матильды — Генрих II Плантагенет (1133–1189).
Плантагепеты
Правление первого Плантагенета ознаменовалось крахом феодальной системы Вильгельма Завоевателя, на смену которой пришла централизованная власть, основанная на казначействе и судах. Генрих II возродил англосаксонскую традицию самоуправления под королевской властью в графствах и городах и сделал постоянными выездные суды. На место феодалов заступили специально присланные королем судьи, в среде которых начал формироваться новый чиновничий слой. Через сто лет эти господа составят целые юридические корпорации, каждая из которых займется толкованием различных областей права. Оттуда изгонят священников, как представителей чужой, не национальной традиции. И наконец, придет время, когда юристы запретят своему создателю вершить закон и объявят самих себя «гласом народа».
Генрих II официально ввел скутагий — налог, позволяющий откупаться деньгами от воинской службы. Долг служения фактически приказал долго жить. Черчилль с восторгом говорит, что скутагий «поразил феодальную систему в самое сердце». Одним из следствий этого поражения стало военное бессилие Плантагенета, отказавшегося от перспектив завоевания Уэльса и не добившегося серьезных успехов в Ирландии. Как на причину этого указывают на занятость Генриха на континенте и тамошние завоевания (Нант, Бретань). Конечно, его владения превышали территорию Нормандии, но, с другой стороны, Вильгельму I приходилось постоянно сражаться с беспокойными соседями, тогда как Плантагенет чувствовал себя вольготно, несмотря на поведение своих сыновей.
Разругавшись с феодалами, Генрих начал вмешиваться в дела Церкви. Кларендонские постановления (1064) требовали от клириков уплаты налогов и подчинения королевской юрисдикции, запрещали им покидать пределы Англии и обращаться с жалобами в Рим без разрешения короля[12]. В наше время стало модным винить в порче отношений между государством и Церковью Томаса Бекета, архиепископа Кентерберийского, ранее представавшего мучеником. Абсолютистским поползновениям Плантагенета Бекет противопоставил силу и мощь реформированного католицизма, подобно монархии ополчившегося на феодальные порядки.
12
Если бы не личное благочестие Плантагенета и кровь Завоевателя, текущая в его жилах, он, пожалуй, мог бы обойтись с Церковью так же, как обошелся с ней в XVI в. Генрих VIII. Во всяком случае, они весьма схожи характерами — взбалмошные, капризные и блудливые.