— Надо же, какое совпадение, я тоже, — он хмыкнул, поправив простыни.
Ее взгляд потяжелел, и Алана сложила руки в замок перед собой.
— Мы же не чужие, Уилл. Хоть и косвенно, но это из-за моего письма ты попал в больницу. По крайней мере, я задолжала тебе объяснение.
— Объяснение, почему ты втянула в поиски Ганнибала меня и Эбигейл, прекрасно догадываясь, какие это может нести последствия? Зная, что, если его поймают, случится резня, и пострадаешь уже не только ты? Из-за твоих игр погибли люди.
— Ты ошибаешься, — она тяжело сглотнула и упрямо задрала подбородок. — Это была не игра, Уилл. Не для меня.
Словно со стороны Уилл увидел, как в ту злосчастную ночь она поднялась по ступеням дома Ганнибала в последний раз. Как услышала шум возни со стороны кухни, все еще надеясь на то, что Ласс ошиблась. Равномерный гулкий удар, раз за разом, будто кто-то огромный долбился в дом.
Этим кем-то оказался Ганнибал: ее Ганнибал, готовивший по утрам завтрак и украшавший стол цветами; он обнимал ее и вдыхал запах ее волос; казалось, он чужд самой идее насилия и воспринимает жестокость абстрактно, как математическую константу общества, не более. И вот он предстал перед ней, настоящий, и этого человека она никогда не знала. В крови по локоть, с разбитым носом, припухшими губами, ртом, полным крови. Та стекала по его щекам, лбу, пропитала рубашку. От его взгляда волосы на теле встали дыбом, и будто мерзкое мокрое перо прошлось вдоль позвоночника. Пистолет дрогнул в ее руках, до самого конца она не могла поверить, что ей придется стрелять. Даже когда Ласс отправила ее на стрельбище. Даже когда она нажимала на спусковой крючок, целясь в мишень. Она никогда не думала, что по ту сторону дула окажется именно он.
Он обманывал ее. Врал ей. Каждый день, глядя в глаза, нашептывая на ухо то, что она хотела услышать, и она повелась, как безмозглая дура. Она любила красиво созданную маску, которую Ганнибал с готовностью отбросил, когда пришла пора разобраться с незваными гостями. Он убивал людей прямо у нее под носом. Он насмехался над ней — теперь она это понимала. Человек, которому она доверила самое сокровенное — свою душу и тело, — предал ее.
По всей кухне валялись осколки, разбитая посуда, были видны красные разводы и красные отпечатки рук, слишком маленьких для взрослого мужчины.
— Ты в крови, — только и смогла сказать Алана, готовая разрыдаться, не в силах сдержать бившую ее дрожь, отчего дуло пистолета постоянно вело в сторону.
— Она не моя, — его голос был тих, но прозвучал хуже крика.
— Где Мириам?
— В кладовке. Тебе правда не стоит за нее волноваться.
Он хотел приблизиться, но замер, когда Алана, запаниковав, взвела курок.
— Еще шаг, и я выстрелю! — истерично прокричала она.
От прежней Аланы не осталось былого спокойствия, образованности, интеллигентности, все забылось. Лишь гнев, что ее предали. Ярость. Ей было так больно, что она не могла нормально дышать, хватая ртом воздух, как рыба, вытащенная на сушу. Она хотела, чтобы ему было так же больно. Никто не смел поступать с ней так подло, так низко, так бесчеловечно, он заплатит за это.
— Мы можем попрощаться без лишних сантиментов, — Ганнибал шмыгнул носом из-за скопившейся крови и облизнул губы. Он все еще не мог отдышаться после того, как пытался вынести дверь в кладовую. — Ты и я, мы можем расстаться полюбовно, если ты уйдешь прямо сейчас. Или я тебя убью. Тебе выбирать.
Он был безоружен, а Алана знала, что должна сделать, и не решалась. Все внутри нее требовало возмездия и спрашивало, чего она ждет. Один выстрел. Одно движение пальца, и Ганнибал будет мертв. Почему он не боялся? Почему угрожал ей?
Алана нажала на спусковой крючок, не думая. Раздался громкий выстрел, и словно ничего не произошло, Ганнибал остался стоять, где был. В последнюю секунду он дернулся в сторону, избежав пулевого ранения в плечо. Она выстрелила еще раз. И еще. И еще. Каждый раз он обходил ее пули, как в танце, шагая в сторону за секунду до выстрела или уворачиваясь корпусом, и Алана в ужасе попятилась назад.
Никто из людей не мог такое сделать. Это было невозможно — просчитать, куда полетит пуля. Такого просто не могло быть. Как? Алана открыла рот, не веря своим глазам.
— Как видишь, не только Уилл особенный, — он улыбнулся, оголив окровавленные зубы.
— Боже мой…
Она шагала назад, а он — вперед. Больше не было ощущения обманчивой власти, больше не было надежды, что это все шутка, ее накрыло такой волной страха, что она в жизни никогда не чувствовала себя трезвее.
Перепрыгивая через ступень, Алана пронеслась наверх, пытаясь спастись. Она закрылась на щеколду и отбежала в дальний угол, все еще целясь в дверь. Несколько секунд ничего не происходило, шум в ушах превратился в противный звон. Ручка дернулась, и она снова выстрелила несколько раз.
В двери образовались дыры, и, увидев, как что-то мелькнуло, затмевая свет с коридора, Алана выстрелила еще раз. Ни стона, ни чертыхания, ничего. Ганнибал, будто воскресший кошмар, преследовал ее без тени жалости, и она точно знала: стоит ему добраться до нее, ее жизнь кончена.
Звонок в полицию ничего не дал: они лишь спросили адрес и пообещали, что скоро приедут. Она заорала, что уже будет поздно. Забившись между стеной и кроватью, Алана держала пистолет перед лицом, высчитывая секунды и надеясь, молясь, чтобы кто-нибудь ей помог. Пожалуйста, пожалуйста, господи…
Господь ее не услышал.
Судя по оглушительному треску со стороны гардеробной, будто упало вековое дерево, Ганнибал сломал стену из гипсокартона и зашел в спальню с другой стороны. Их схватка на этот раз вышла еще более короткой. Даже Ганнибалу пришлось туго на короткой дистанции, а потому он выбил пистолет куском гипсокартона, а затем несколько раз ударил ее по лицу, чтобы оглушить.
Дальше все было как в тумане, она лишь помнила, как он поднял ее за волосы с пола, а уже в следующую секунду Алана летела спиной вперед, пока на нее не обрушилось столько боли, что она потеряла сознание.
Ненадолго. Ее привели в чувство холодные капли дождя и боль. Холод. Отчаяние, с которым она пыталась дышать, и у нее не получалось. Воздух из легких выбило от удара, и она задыхалась, не в силах заставить их снова работать.
Это чудо, что среди безуспешных попыток она все-таки смогла урвать немного кислорода, а затем лежала, видя перед собой лишь капли, летящие из тьмы прямо в лицо и в глаза. Когда Ганнибал вышел из дома, он даже не взглянул на нее, унося кого-то на руках в полном бессознании.
Сейчас она думала, что смерть была не самым худшим вариантом, как мог закончиться этот вечер. Он мог забрать ее вместо Мириам, и тогда даже она не знала, где была бы сейчас.
— Ты предала его первой, — произнес Уилл, а затем опустил взгляд на свой перебинтованный живот. — Как и я. Смотри, куда нас это привело.
— Лучше я посмотрю, куда это привело его, — мрачно оскалилась Алана, устраиваясь в кресле удобнее. — Ты не думаешь, что он это заслужил, да? Я думала, уж кто и захочет его смерти больше меня, так это ты, учитывая историю с Эбигейл. Ты что, простил его?
Уилл коснулся живота в защитном жесте.
— Он видел, кем мы можем стать. Что нам понравится, кем мы в итоге станем, — Уилл вспомнил фразу, которая не давала ему покоя в Катлере, и осколки предвиденного будущего сложились в узор. — Когда жертва обретает нового мучителя, она либо подстраивается, либо становится обедом. Ты прекрасно справилась, Алана, и даже сменила гардероб и макияж. Только не пойму, подстать Ганнибалу или Мейсону Верджеру?
Она побледнела, будто ей дали пощечину.
— Тебе ли меня упрекать, Уилл, я прислала тебе часть Эбигейл, как предупреждение, а ты съел это прямо на глазах у жены.
— А у тебя есть жена?
— Да.
Уилл всмотрелся в ее силуэт, не понимая, как пропустил это среди видений, и осознание ударило его сильнее, чем он ожидал.
Алана была влюблена. За всеми этими воспоминаниями о Ганнибале больше не таилось надрывности, она не холила и не лелеяла свою месть, она хладнокровно расставила для Ганнибала ловушку, без эмоций, просто потому, что это была ее работа. Ганнибал мог бы ею гордиться. За идеально разыгранную партию и за те отношения, которые ее теперь связывали с сестрой Мейсона, Марго.