— Это же Джек. Его бы не назначили начальником целого отдела, если он бы не умел заставлять людей делать то, что ему нужно. Он просто тебя проверял.
— Тем не менее, я не имел права лезть в его горе.
Эбигейл фыркнула, наконец, расслабившись.
— Ты его предупреждал.
— Люди не склонны верить мне на слово.
— Я верю.
Уилл протянул руку и коснулся ее щеки тыльной стороной ладони. Ее кожа была мягкой, разгоряченной от гнева, и в ее голубые глаза отчего-то было так просто смотреть. У нее были веснушки; раньше считалось, что они появлялись за каждый грех, совершенный в жизни. Она не отпрянула, а лишь улыбнулась.
— Знаешь, люди могут подумать, что мы друг в друга влюблены.
— Люди также думают, что я псих. И что ты травмирована своим прошлым.
Она склонила голову набок.
— А разве это не так?
— Не так, как они думают, — он опустил взгляд на сумки. — Что это?
— Эм-м… — Эбигейл заметно стушевалась и убрала выбившиеся со лба волосы. — Ты умеешь готовить?
— Не особенно, — Уилл вспомнил про ножи на кухне и добавил: — Но, кажется, у меня есть идея. Если ты, конечно, не против некоторых странностей.
— Ты сказал «некоторые странности», но это просто пиздец.
Уилл поднял голову от раковины, где мыл овощи.
— Что?
— Все это. Ты в фартуке, как ты двигаешься, будто точно знаешь, где и что лежит. Как это вообще работает? Обещаю не смеяться и не убегать в ужасе. Правда, расскажи мне.
Стряхнув лишнюю воду, он вытер руки краем полотенца и выложил овощи в висящий на раковине коландер — металлическую емкость с расположенными на дне дырочками для того, чтобы капли стекали прямо в слив.
— Лектер знал, поэтому знаю и я.
— Вот так просто? И что, у тебя не наслаиваются тысячи видений в одно? Ты видишь Лектера прямо сейчас? Как он готовит?
— Это как сравнивать твое восприятие и трехлетнего ребенка, у которого не развилось еще объектно-ориентированное мышление. Вижу кочергу, но не знаю, что это и зачем.
Эбигейл хмыкнула:
— В нашем случае, я — трехлетний ребенок. Ну спасибо, что хоть нож доверил.
Уилл не понял повода обижаться на его аналогию. Вода в кастрюле вскипела, и он кинул гвоздику, черный перец, лавровый лист и тимьян к нарезанным Эбигейл луку и моркови, сразу же включив таймер на двадцать минут. Он действовал по наитию, не заглядывая в книгу или рецепт.
— Если не согласна, то опиши, что видишь. Потом сравним выводы.
— Ладно, готовься к поражению, Грэм, моя мама вообще-то повар. — Эбигейл запрыгнула на деревянный квадратный стол. — Так, что у нас тут, — она оглянулась, — г-образная кухня, островное строение, металлическая, износостойкая столешница, сделана под заказ. Техника…
Она прищурилась и наклонилась ближе к встроенному в стену духовому шкафу.
— От Джи Е Монограм. Стоит целое состояние.
— Шесть тысяч долларов, — уточнил Уилл, доставая из винного шкафа бутылку белого сухого. Эти сорта были как раз для готовки, остальные — редкие, достойные смакования экземпляры хранились отдельно в темноте и сухости кладовки.
— Он больной? Это моя будущая месячная зарплата, при условии, что я не буду ни есть, ни пить и жить в коробке из-под обуви.
— Холодильник — десять.
— Что-о?
— Каждый.
— Вот же богатый ублюдок, — она прикрыла рот ладонью, опасливо посмотрев на Уилла. — Извини.
От бульона стал подниматься насыщенный, богатый аромат, и Уилл убавил огонь. Слава богу, больше черепа в кипятке не появлялись, и он надеялся, что больше их не увидит. Среди кастрюль, сотейников и сковородок он чувствовал себя в безопасности, вместе с пряными запахами вдыхая умиротворение и спокойствие.
— За что? Доктор Лектер нас не слышит.
— Ага, — Эбигейл смерила его взглядом, полным сомнения, — именно поэтому ты сейчас говоришь с европейским акцентом.
Уилл замер, держа стакан вина над бурчащим бульоном, и несколько раз моргнул. Он вылил вино в кастрюлю, а сам приложился к бутылке прямо с горла.
— Воу-воу-воу! Эй, полегче, парень. Я не имела в виду, что это странно. Конечно, это странно. А еще жутко и пиздец как сбивает с толку, но ты же не можешь это контролировать. Ну же, Уилл, посмотри на меня.
Боясь увидеть отвращение, он сглотнул и поднял взгляд от пола.
— Вот так лучше. И, кстати, когда ты на волне доктора, ты выглядишь офигенно уверенным в себе. Мне это нравится, — Эбигейл ободряюще улыбнулась. — И я думаю, тебе тоже это нравится.
Уилл кивнул и неловко вернулся к готовке, будто сбившись с па в необычном кухонном танце.
— Прости, что прервал, продолжай.
— На чем мы остановились? Ах да, техника. Кофе-центром явно пользовались раз в пятилетку, Лектер, видимо, предпочитает френч-пресс или турку.
Она вопросительно глянула в его сторону, и Уилл нехотя произнес:
— Ни то, ни другое. Он пользуется Габетом.
— Это что такое?
— Венская сифонная машина, — он открыл дверцу рядом с полкой книг, где прятался странный на вид механизм из колб, трубочек и набора небольших фарфоровых кружек на темном, элегантном подносе.
Эбигейл нервно рассмеялась.
— Он варит кофе или амфетамин?
— По эффекту может сравниться со вторым.
Увидев его выражение лица, она замахала руками.
— Нет-нет, не говори мне.
— Четыре тысячи долларов.
— Он что, из золота?! — Эбигейл открыла рот, пылая возмущением.
— Палладия.
— Я его ненавижу. Заранее. И завидую черной завистью. Тратить на обстановку столько денег… Меня бы жаба задушила.
— Дело не в деньгах, Эби. У тебя есть нечто куда более ценное. Семья, в которой ты выросла. Любовь, которой тебя окружали. Лектер не всегда был богат, в его жизни был период, когда вокруг было сплошное человеческое уродство. Я не могу увидеть детали, но эта кухня — единственное место, свободное для него от воспоминаний.
Он разлил вино по бокалам, чтобы не ставить полупустую бутылку в шкаф, и отдал один Эбигейл.
— Лектер пережил что-то ужасное?
— Тяжело судить. Я вижу обрывки, а не целую картину, но да, в этом он похож на нас с тобой. Мы все выжившие.
На кухне было даже легче дышать. Здесь не было ничего лишнего, как в других комнатах. Каждая вещь лежала на своем месте. Он слышал уже знакомый звон колокольчиков и смех от беззаботных, обнаженных купальщиц с картины за спиной. Призрачный папильон с ушами, как у мохнатой бабочки, весь: беленькая шерстка, изысканный подъем головы и арка пушистого хвоста — крутился под ногами и радостно лаял. Даже от рисунка Лектера с мальчиком, присевшим на камень, чтобы вытащить из ноги занозу, исходило усталое спокойствие. Мальчик долго шел в Капитолий, чтобы сообщить о близости врагов, и остановился лишь тогда, когда его миссия была исполнена.
Лектер тоже прошел долгий путь, чтобы оказаться в уютных стенах своей кухни. Мальчик служил постоянным напоминанием, чего ему это стоило. Уилл выключил газовую плиту.
— Как думаешь, он бы выгнал нас из дома? — внезапно спросила Эбигейл, отставив пустой бокал.
Хороший вопрос. Уилл выложил филе рыбы в кастрюлю-пароварку, куда уже залил готовый бульон, и поставил ее на сильный огонь. Зелень кружилась на дне как редкие водоросли на поверхности озера.
— Не думаю.
— Думаешь или знаешь?
Немного помедлив, он коснулся груди там, где билось его сердце, и прислушался. Тепло расходовалось впустую, и одиночество походило на старую, но глубокую рану. Его ответ удивил его самого.
— Чувствую.
В столовой царил полумрак, больше подходящий для склепа. Гигантский стол кто-то накрыл белой простыней, и Эбигейл сомневалась, что это сделал один из агентов. Но если у Лектера было время позаботиться о мебели, разве это не значило, что он действительно мог хладнокровно выбросить доктора Блум из окна? Стаскивая простыню и складывая ее, Эбигейл мысленно согласилась с Кроуфордом — для невиновного доктор Лектер вел себя слишком подозрительно.
Вместо того, чтобы включить люстру, она длинными каминными спичками зажгла свечи. Вокруг стояли стулья на восемь персон, тени от резных спинок пересекали стол и окрашивали дерево черными, живыми узорами. Эбигейл открыла двери в сад, впустив в комнату закатное солнце, уличный воздух и шелест листвы высокого ореха, касающегося крыши. Послышались пронзительно высокие клавиши фортепиано, напомнившие Эбигейл капель и течение молодого ручейка, бьющегося о камни, — это Уилл включил музыку в гостиной. Прислушиваясь, Эбигейл несколько минут стояла в дверях сада и просто дышала полной грудью, шея все еще противно ныла от синяков.